Эдвард Радзинский - Князь. Записки стукача

Я не успел ответить, ибо в этот момент мой стул покачнулся и я полетел вниз.

Теперь я сидел на стуле, зажатый полом… Над полом возвышалась только моя голова. Все остальное туловище оказалось во власти невидимых людей, которые были внизу… Торопливые руки грубо освобождали меня от брюк. И я почувствовал страшный беспощадный удар… Меня пороли. Я видел сапоги Кириллова, новенькие, блестящие. Видимо, сам господин Кириллов как ни в чем не бывало продолжал сидеть, погруженный в бумаги…

Я кричал от боли, визжал, осыпал его проклятиями. Но он будто не слышал.

Наконец встал из-за стола – сапоги мимо моего лица прошествовали к выходу.

Он ушел, но беспощадная порка продолжалась…

Я выкричал голос, я хрипел, я терял сознание… Удары прекратились… Я начал подниматься – меня возвращали в прежнее положение… Я вновь оказался на стуле. Под моим стулом снова был пол… Напротив стояло пустое кресло, где недавно сидел Кириллов.

…Я дотронулся до брюк – мокрые. Мой несчастный зад был в крови. Кровь проступила через ткань.

И тогда покойный отец проснулся во мне. Я вскочил, но понял – меня лишили ремня. Не помня себя от гнева, придерживая падающие брюки, я бросился из комнаты. Я бежал в бешенстве по пустому коридору, пока не наткнулся на двух жандармов, стоявших у портрета Государя.

Они охраняли приемную графа Шувалова.

– Где, – рявкнул я, – Его превосходительство граф Шувалов?

– Его превосходительство в отъезде, – вежливо ответил один из жандармов. – Вы, как я понимаю, князь Вол-кий. Где ж вы запропастились? Вас уже полчаса ждет его превосходительство полковник Кириллов… Прошу! – и он показал на приоткрытую дверь справа от портрета.

– Вот он-то мне и нужен!.. – Я рванулся в приоткрытую дверь.

За столом в знакомой позе, совершенно углубившись в бумаги, сидел… незнакомый господин в голубом мундире с золотыми эполетами.

– Садитесь, милостивый государь… И почему вы опаздываете? – сказал он, не поднимая головы.

– Правосудия! – закричал я.

Он поднял голову от бумаг и с любопытством посмотрел на меня.

– Не понял вас, сударь?

– Меня выпороли!.. Я этого так не оставлю! Я не боюсь огласки, я Государю жаловаться буду… Я князь, я дворянин!

Он смотрел на меня в совершеннейшем изумлении.

– Выпороли? Кто вас выпорол?

– Полковник Кириллов!

Он усмехнулся:

– Видите ли, милостивый государь, полковник Кириллов – это в некотором роде я. И я вас не только не порол, но вижу вас впервые…

– Ложь! Ложь! Западня! – кричал я.

Он позвонил. Вошел жандарм.

– Господин явно не в себе. Отвезите его домой…

– Нет, я в себе!

– Если вы будете настаивать, вас отвезут в сумасшедший дом. Боюсь, что это вам не понравится, ибо застрянете вы там надолго… Я велю выяснить, что с вами произошло, и мы разберемся. Ждем вас завтра… И, – добавил брезгливо, – приведите в порядок свою одежду. Брюки в крови… у вас, что ли, геморрой разыгрался? Да и ремень надо носить, сударь… – с отвращением сказал он. И наконец совсем оторвавшись от бумаг, приказал жандарму: – Отведите господина в туалетную комнату и заодно разберитесь, что у него произошло.

– Ступайте за мною, – равнодушно велел жандарм.

Придерживая прилипшие к кровавому заду брюки, в нестерпимой боли я шел за жандармом.

– Приказано узнать, что с вами произошло, – сказал жандарм.

– Идемте! Идемте! Я покажу, что произошло! Я всем покажу!..

Я быстро нашел эту комнату…

– Здесь! Здесь меня посмели высечь! Здесь сидел полковник Кириллов…

Жандарм только пожал плечами и толкнул дверь.

Дверь отворилась, и я увидел абсолютно пустую комнату – никакого стула, кресла и столика!

– Как видите, милостивый государь, это совершенно пустая комната. Сие так же точно, как то, что Его превосходительство полковник Кириллов изволил с утра сидеть в своем кабинете…

– Они вынесли мебель! – кричал я, бегая по комнате, стуча ногами в пол, крича в подпол истязавшим меня: – Мерзавцы! Мерзавцы!..

И потерял сознание…

Очнулся я в просторной комнате со множеством зеркал.

Я лежал на кровати…

Бросился к двери. Она была заперта. Я принялся колотить в нее.

Вошел тот же жандарм и сказал:

– Его превосходительство милостиво приказали вас оставить пока здесь… Чтобы вам ненароком не попасть в сумасшедший дом. Ибо вы находитесь в самых расстроенных чувствах. Поправляйтесь. – Он помолчал. – И обдумайте случившееся. Его превосходительство ждет вас через три дня. Вашей тетке уже сообщили, что вы выехали срочно навестить свое имение…

– Это что же, меня три дня не выпустят?

– Совершенно точно, – подтвердил жандарм. – Это вам – переодеться. – И он положил передо мной… полосатую тюремную одежду!

И вышел. Дверь заперли. Я понял: арестовали…

Никогда не забуду вновь охвативший меня страх. Безумный страх и полную беспомощность. Первый раз я столкнулся с насилием. Впервые я понял: с человеком можно сделать все.

Все три дня меня довольно сносно кормили. Жандармы, приносившие мне еду, со мной не разговаривали.

Через три дня, прошедшие будто сотня лет, дверь отворилась и жандарм внес мою отглаженную, вычищенную одежду и мой ремень!

– Вас ждут, милостивый государь.

На этот раз жандарм сам проводил меня до кабинета полковника Кириллова.

Тот все так же сидел, погруженный в бумаги.

– Итак, думаю, вы урок усвоили… Надеюсь, вы поняли, что это был урок, сударь? Как видите, сегодня я с вами предельно откровенен. Вас действительно высекли… Точнее, только высекли. Но можем упечь весьма далеко и весьма надолго. – Он походил по комнате. – Честно скажу, мне вы симпатичны. Я за вами давно слежу. Вы человек способный. Из знаменитой фамилии… И, чтобы доказать вам наше полное к вам доверие, я вам покажу весьма секретную бумагу.

И он положил передо мной пожелтевший лист.

Я сразу узнал почерк отца. Я уже с ужасом догадался, что там. Я не хотел читать… но прочел… прочел!

Это был донос отца, написанный накануне восстания. Он сообщал Государю о тайном обществе и перечислял его членов… чтобы назвать одного . Так он хотел получить ее . Несчастный, беспощадный человек!

Кириллов улыбнулся.

– Теперь вы поняли, почему, через много лет выйдя на свободу, оговоренный вашим отцом отправился к нему стреляться… Чем это кончилось – вы сами знаете. Судьба не всегда справедлива. Вы понимаете, что при этакой биографии – отец-доносчик, вас высекли – в приличном обществе вас вряд ли примут. Даже деньги и связи уважаемой тетушки не помогут. Но это все может остаться между нами. Только не думайте, что мы вам выкручиваем руки – избави Бог! Нам просто хочется, чтобы вы… при вашем происхождении, вашей внешности, вашей природной сообразительности заняли подобающее место в обществе, вместо того чтобы скитаться по подпольным квартирам и знаться с мерзавцами… Вместо этого любящая вас судьба познакомила вас с людьми, которым все можно… – Он повторил: – Нам можно все. Можно вас высечь, заставить сгнить в тюрьме, а можно и возвести вас на государственные высоты. Императоры в России меняются, а наше учреждение остается. Они умирают, а мы бессмертны…