Элисон Уэйр - Опасное наследство

— Катерина хотела его увидеть, — без тени смущения отвечает Гарри. — Нам понравились старые портреты, правда, душа моя?

— Никогда туда не хожу, — говорит Пембрук. — Вообще-то, надо бы хоть частично обновить или перестроить то крыло, но пока я занимался только этой частью дома. Я слышал про маленькое происшествие. — Он вопросительно смотрит на меня.

— Мне показалось, что я вижу на лестнице какую-то тень, — говорю я смущенно, боясь, что меня сочтут глупой. — Наверное, это была игра света или обман зрения, но я испугалась.

— Мы пошли посмотреть, — объясняет Гарри, — поднялись по винтовой лестнице в башню, но там никого не было. Мы увидели только старый сундук. И в нем никто не прятался!

— Спрятаться там было бы затруднительно, потому что сундук битком набит старыми записями и всевозможными бумагами из Раглана, — замечает свекор. — Я специально приказал отнести его туда, чтобы он никому не мешал. Но в любом случае, я надеюсь, твой испуг прошел, моя дорогая.

— Да, сэр, благодарю вас, — отвечаю я.

— Возможно, ты слышала о замке Раглан, Катерина, — продолжает граф, давая слугам знак наполнить кубки. — Это наше древнее родовое гнездо — вернее, бывшее гнездо — в Валлийской марке. [25] Валлийская марка — традиционное название областей на границе Уэльса и Англии. В свое время это была самая неприступная крепость, и построил замок мой дед, первый граф Пембрук.

— Это и сегодня могучий замок, — говорит Гарри. — Жаль только, что он нам больше не принадлежит!

— А что случилось? — спрашиваю я, надеясь, что это не слишком бестактный вопрос.

— Мой дед, которого называли Черным Уильямом, был самым преданным сторонником Йорков, — начинает рассказывать граф. — Эдуард Четвертый даровал ему титул графа Пембрука и поручил опекать маленького мальчика, который в один прекрасный день стал королем Генрихом Седьмым. Мой дед воспитывал его в замке Раглан. Но во время войн между Йорками и Ланкастерами мой дед, сражаясь за короля при Эджкоте, потерпел поражение и был обезглавлен.

— Очень печально, милорд, — говорю я, надеясь, что сумела придать своему лицу достаточно скорбное выражение.

— Не переживай, моя дорогая, — добродушно замечает граф. — Это случилось более восьмидесяти лет назад. Я своего деда никогда не знал, а мой отец умер, когда мне исполнилось четыре года. Древняя история, как говорится.

— Сын Черного Уильяма был женат дважды, но у него осталась только дочь — Элизабет, — вставляет графиня. — Когда она вышла замуж за графа Вустера, частью ее приданого был замок Раглан, и потому он перестал принадлежать семье.

— Но почему замок не перешел к вам, наследнику, милорд? — недоумеваю я.

Граф издает смешок:

— Потому что тогда я не был наследником. Я тогда еще и не родился. По правде говоря, моя дорогая, мой дедушка оставил нескольких сыновей-бастардов, и одним из них был мой отец. Мне самому приходилось пробиваться в этом мире. А чтобы пробиться, нужно хорошо служить своему монарху. И еще быть стойким бойцом. Я поднялся во время правления короля Генриха, а его сын через два года после восшествия на престол сделал меня графом Пембруком. Как я уже сказал, этот сундук с бумагами привезен из замка Раглан. Когда-нибудь я обязательно просмотрю их: история собственной семьи — что может быть интереснее.

Лежа в ту ночь в одиночестве в постели, я вижу очень реальный сон о девушке с портрета, и в моем сне она зовет меня, опять смотрит своим пристальным, вопрошающим взглядом, только на этот раз лицо ее заволакивает печаль. Даже во сне меня не покидает ощущение, что я знаю эту девушку, словно бы когда-то встречалась с ней наяву. Но я никак не могла ее видеть.

Сплю я урывками, а утром исполняюсь решимости. Идти туда одна я побаиваюсь и потому прошу Гарри проводить меня в башню и открыть сундук. Он соглашается. На этот раз нечего и думать о том, чтобы украсть мгновения блаженства, потому что Сандерс ни за что не согласится оставить нас одних. Он явно сообщил графу, как мы вчера ускользнули от него.

Я с трепетом приближаюсь к темному коридору, боясь смотреть на стену лестничного колодца. Мне приходится напоминать себе, что со мной двое сильных мужчин. Но сегодня на стене ничего нет. Поднявшись по лестнице, мы с Гарри опускаемся на колени перед сундуком, а Сандерс садится на верхнюю ступеньку и, приладив гроссбух у себя на коленях, начинает сверять колонки цифр.

Гарри за его спиной украдкой целует меня, проводит пальцами по моей руке, позволяет им на мгновение задержаться на моей груди, а потом озорно улыбается и открывает сундук. Старая крышка распахивается со скрипом, из сундука поднимается затхлый запах старых документов. Тут их целые связки и кипы: договоры, дарственные грамоты, долговые расписки, разрешения на охоту («Я это возьму», — говорит Гарри), ветхий молитвенник с выцветшими страницами, сломанные печати, длинный свиток с генеалогическим древом семьи, план замка Раглан на ломком пергаменте, потрепанное геральдическое знамя, брачный контракт, датированный 1484 годом, плотная стопка пожелтевших бумаг, перевязанная обтрепанной атласной ленточкой. У нас чуть ли не сто лет уходит на просмотр всего этого, но в конце концов мы понимаем, что бумаги в сундуке очень старые и большинство из них не представляет никакого интереса. Никаких недавних документов тут нет, ничего такого, что могло бы иметь отношение ко мне, из-за чего какой-нибудь призрак стал бы манить меня на лестницу. Мне наверняка это привиделось. Хотя постойте-ка!

— Ну-ка, покажи мне этот брачный контракт, — говорю я, и Гарри передает его мне. — Он датирован тысяча четыреста восемьдесят четвертым годом?

— Да, душа моя.

— Тем же самым годом, что и портрет внизу, — помнишь ту девушку в синем? Интересно, может быть, это ее брачный контракт? — Я с трудом разбираю корявый почерк стряпчего: — «Уильям Герберт, граф Хантингдон, настоящим заключает договор с королем Ричардом Третьим в том, что возьмет в жены королевскую дочь Катерину Плантагенет и обвенчается с ней в этом году не позднее дня Михаила Архангела». Тут есть еще и про распоряжение имуществом. Гарри, это наверняка она, та девушка с картины! Вероятно, это ее свадебный портрет.

— Возможно, любовь моя, но полной уверенности у нас нет.

— Она богато одета, а та подвеска, наверное, стоила немалых денег — королевской дочери не подобает носить дешевые побрякушки. Я уверена: это она и есть.

— Ну, может быть, и так…

— Она твоя прапрабабушка?

— Вряд ли. Мой отец — племянник графа Хантингдона. У Хантингдона была только одна дочь. Отец наверняка с удовольствием расскажет тебе историю семьи, если ты у него спросишь. Он так этим гордится.