Барбара Картленд - Скверный маркиз

— Разумна! — воскликнул Руперт. — Да он никогда не был разумен, если это касалось меня!.. Он всегда будто хотел содрать с меня семь шкур… Нет, у вас над ним определенно какая-то непонятная власть! А может быть, он в вас влюблен?

— Какое смелое предположение! — Орелия выпрямилась, ее глаза сверкнули, и Руперт окончательно капитулировал:

— Простите и, пожалуйста, не сердитесь на меня за все, что я тут наговорил вам. Я совсем не соображаю, что несу. Язык словно сам во рту пляшет. Наверное, это от радости. У меня просто голова кругом идет, и я ужасно волнуюсь, а если учесть, как вы прекрасны, то кто же может бросить в моего дядюшку камень за его непоследовательность?.. — И он хитро ей улыбнулся.

Но каков, скажите на милость? Орелия старалась напустить на себя суровый вид, но ей трудно было сердиться на Руперта. На самом деле он очень мил, хотя речист и находчив! И все же еще очень слаб, нездоров. Да, тяжко далась ему оксфордская наука… Надо будет потом, когда чувства его улягутся и он совсем окрепнет физически и душевно, поподробнее расспросить этого неудавшегося студента о порядках в университете. Ведь это старинное учебное заведение в Оксфорде, графство Оксфордшир, — самое первое в Англии, и дядя Артур, сам учившийся там и почерпнувший оттуда такое разностороннее и обширное образование, много рассказывал ей о нем — с большим уважением и любовью, почти с благоговением! Об университете в Оксфорде, как знала Орелия, стало известно уже с одиннадцатого века; он стал образовываться после того, как британских студентов высшим французским указом выдворили из парижской Сорбонны и им было запрещено Генрихом II Плантагенетом учиться во Франции — вот тогда-то английские студенты покинули Францию и поселились в Оксфорде. Территориальное расположение Оксфорда было таким удачным, что сюда стали съезжаться для учебы и шотландцы, и валлийцы, и ирландцы — с тех пор дружба между университетскими колледжами и общежитиями стала традицией. С середины тринадцатого века, как рассказал Орелии дядя, к учебному заведению начали проявлять интерес члены многих монашеских орденов. Они оказывали влияние и поддерживали студенческие религиозные дома. А дальше на средства частных благотворителей стали процветать колледжи, укреплялось студенческое сообщество, студенты стали покидать общежития и студенческие дома и переходили жить в колледжи. Поначалу в Оксфордском университете обучались священнослужители, а всеми делами заправляло духовенство (девиз университета «Господь — просвещение мое»), но впоследствии все члены высшего английского общества — разумеется, только мужчины — почти непременно имели за плечами годы, проведенные в Оксфорде.

Но почему же для Руперта университет стал местом страданий? Откуда там такое бесчинство, такой разгул безобразий?.. Нет, пока она не станет тормошить и расспрашивать бедного юношу. Возможно, позже он сам об этом расскажет.

Орелия понимала, что Руперту нужно как следует окрепнуть перед тяжелой и даже изнурительной армейской службой, тем более что врач, от всех болезней лечивший пиявками, не внушал ей большого доверия. После трех процедур с кровопусканием лихорадка, безусловно, пошла на убыль, но Руперт так ослабел, что Орелия снова стала поить его травяными отварами и настоями и всячески пыталась подстегнуть его аппетит вкусными питательными кушаньями. Она уверовала также в благодетельную силу сна, который был Руперту полезнее всех иных манипуляций над его телом и снадобий…

Тем утром Руперт проснулся в необыкновенно хорошем настроении и справился с довольно существенным завтраком, однако через несколько минут перестал болтать о том, чем займется в армии, и крепко уснул.

Зная, что теперь он проспит несколько часов кряду и проснется лишь в середине дня, Орелия на цыпочках вышла из комнаты и с облегчением, за которое ей ничуть не было стыдно, подумала о том, что на какое-то время она свободна — все же дни ухода за беспокойным больным не прошли для нее даром, она очень устала, причем не только от забот и хлопот, а и от мыслей и огромного душевного напряжения, какого потребовали от нее все последние события ее жизни, а не только эпизод с Рупертом. Заняться новыми платьями было в этот момент для нее очень отрадно, это было прямо-таки спасительной мерой! Какая молодая особа — да и женщина в любом возрасте — останется равнодушной к возможности обновить свой гардероб? Это всегда вносит в жизнь новые краски и ощущения.

Впрочем, сейчас ей, Орелии, просто необходимы новые платья! Кэролайн пообещала отдать ей несколько своих нарядов, но сама она еще не получила новые туалеты, заказанные для приданого, а при обилии светских визитов ей необходимо было блистать туалетами, которых у нее было пока, в общем-то, не слишком много. Так что портняжное искусство, которому обучила Орелию милая, добрая, мастерица на все руки Сара, так любившая наряжать ее в сшитые ею самою платьица, сейчас как нельзя более ей пригодится!

Делать что-то своими руками — это очень приятно и очень успокоительно, Орелия это заметила уже давно и прибегала к этому верному способу всякий раз, как начинала испытывать малейшее душевное беспокойство или тревогу, а что уж говорить о серьезной сердечной смуте, которая свалилась на нее недавно…

И Орелия светло и грустно вздохнула — незримое присутствие Сары стало для нее уже постоянным, та словно рядом с нею жила, постоянно пребывая по всех ее мыслях и чувствах, Саре можно было даже пожаловаться, если приходилось совсем уж несладко.

Еще немного подумав о Саре, Орелия опустилась на колени, разостлала на ковре гостиной муслин, тщательно разгладила ладонями ткань и углубилась в подробное изучение фасона одного из парижских платьев Кэролайн — оно висело перед ней на спинке стула. Она так сосредоточилась в своем «целебном» занятии, что не услышала, как тихо отворилась дверь, и вздрогнула, когда голос маркиза прозвучал над ее головой:

— Не будет ли с моей стороны дерзостью поинтересоваться, чем это вы тут, на полу, занимаетесь?

Орелия откинулась назад, взглянув на вошедшего, и, как всегда, ее поразил щеголеватый и вместе с тем вызывающий вид этого человека — непременный белоснежный, искусно завязанный галстук, насмешливая улыбка, ленивый прищур полуопущенных век… Отведя взгляд от его губ, она негромно ответила, оправившись от испуга:

— Пытаюсь… смастерить себе платье… милорд… Но не очень-то получается. Образец оказался довольно сложным, я с такими фасонами еще не встречалась.

— Смастерить себе платье? — недоверчиво, эхом отозвался маркиз, и прищура глаз его как не бывало, они стали круглыми и удивленными. — И часто вам приходится заниматься подобным делом?