Анн Голон - Анжелика. Путь в Версаль

Молодой человек задумчиво слушал ее речь, и вдруг Анжелике показалось, что где-то в глубине его карих глаз промелькнуло странное, непривычное для него выражение, похожее на грустный взгляд побитой собаки. Он поднял руку, как будто собирался погладить ее щеку, но вдруг передумал.

— Вы правы, — сказал он со вздохом. — Вам причинили много зла. Живите в мире и покое. Я не буду вас больше мучить, сердце мое.

Он ушел, и больше она его не видела.

В душе шевельнулась невысказанная боль, но Анжелика почувствовала облегчение.

Она больше не хотела вспоминать о прошлом, которое сорвала с себя, как позорные одежды.

Пусть Бренвилье перетравит хоть всю свою семью, если это ей доставляет удовольствие. Наплевать. Пускай кто-нибудь другой поможет полицейскому сорвать с нее маску. У Анжелики есть другие дела. Она мечтает быть принятой в Версале.

Но при восхождении на вершину самыми трудными бывают именно последние шаги. Нужна передышка. Анжелика не сомневалась: чтобы достигнуть цели, ей придется дать последний, самый жестокий, самый трудный бой…

И после того, как случай свел ее с братом, иезуитом Раймоном де Сансе, она почувствовала, что стала сильнее.

Как-то вечером, когда Анжелика посыпала песком письмо своей дорогой подруге Нинон де Ланкло, ей неожиданно доложили о приходе некоего священнослужителя, который настоятельно просит его принять. У входной двери ждал священник, сообщивший, что ее хочет видеть брат, Раймон де Сансе.

— Прямо сейчас?

— Да, незамедлительно, мадам!

Анжелика поднялась в свою комнату за накидкой и маской. Какой странный час назначил иезуит для первой за столько лет встречи с сестрой, вдовой колдуна, сожженного на Гревской площади!

По словам священника, идти было недалеко. Вскоре они оказались перед скромным домом. То был маленький средневековый особняк, примыкавший к новой коллегиальной церкви иезуитов. В прихожей провожатый Анжелики сразу исчез, подобно черному призраку. Госпожа Моренс поднялась по ступеням, не отрывая взгляда от лестничной площадки, на которой возвышалась высокая худая фигура с подсвечником в руке.

— Вы ли это, сестра моя?

— Это я, Раймон.

— Прошу вас, проходите.

Не задавая лишних вопросов, она последовала за братом. Между ними сразу восстановилась тайная связь, объединявшая всех членов семьи Сансе де Монтелу. Священник провел гостью в каменную келью, освещенную слабым светом ночника. В глубине алькова Анжелика смогла разглядеть нежное бледное лицо с закрытыми глазами. Молодая женщина, почти ребенок…

— Она больна. Возможно, умирает, — сказал иезуит.

— Кто это?

— Наша сестра, Мари-Аньес.

И после минутного молчания добавил:

— Она пришла искать у меня убежища. Я уложил ее в постель, но, учитывая природу ее болезни, мне потребовались помощь и совет женщины. И тогда я подумал о тебе.

— Ты правильно сделал. Что с ней произошло?

— У нее сильное кровотечение. Я полагаю, что она пыталась прервать беременность.

Анжелика посмотрела на свою юную сестру. У нее были точеные материнские руки, только холеные — в отличие от матери.

Кровотечение казалось не сильным, но оно было продолжительным и никак не прекращалось.

— Кровь нужно немедленно остановить, иначе она умрет.

— Я думал о том, чтобы позвать лекаря, но…

— Лекарь!.. Да он только пустит ей кровь, а это точно сведет ее в могилу.

— Увы, я не могу привести сюда акушерку, поскольку они обычно любопытны и болтливы. Наши правила достаточно свободны, но одновременно крайне строги. Меня никто не упрекнет за то, что я тайно оказал помощь своей сестре, но сплетен допускать нельзя. Мне весьма затруднительно держать ее в этом доме, прилегающем к большой семинарии. Думаю, ты поймешь меня…

— Как только она получит первую помощь, я прикажу перенести ее в мой особняк. А сейчас нужно послать за Большим Матье.

Спустя четверть часа Флипо уже мчался к Новому мосту, то и дело посвистывая, чтобы его узнавали местные бродяги. Однажды Анжелика уже обращалась за помощью к Большому Матье: тогда опрокинулась карета и Флоримон поранился. Так что Анжелика знала по опыту, что у лекаря есть надежные кровоостанавливающие средства. И еще она знала, что если попросить, то Большой Матье будет молчать как рыба.

Большой Матье вскоре появился и начал хлопотать вокруг молоденькой пациентки с энергией и ловкостью человека, за чьей спиной угадывались долгие годы практики. По привычке он без умолку болтал:

— Ах, малышка, почему же вы вовремя не воспользовались чудодейственным электуарием целомудрия, которым Большой Матье торгует на Новом мосту? Он приготовлен из камфары, лакричника, семян винограда и цветов кувшинок. Достаточно взять всего лишь две или три драхмы моего электуария и принимать его утром и вечером вместе со стаканом молочной сыворотки, опустив в нее перед тем кусок раскаленного железа… Маленькая госпожа, поверьте, ничто так не остужает излишний пыл Венеры, за который мы порой платим столь высокую цену…

Но бедная Мари-Аньес была не в состоянии слушать эти запоздалые рекомендации. Кожа на ее щеках стала полупрозрачной, вокруг глаз залегли фиолетовые круги, и лицо, казавшееся крошечным в ореоле густых черных волос, напоминало лишенную жизни восковую маску.

Наконец Анжелика заметила, что кровотечение останавливается — щеки сестры слегка порозовели.

Большой Матье оставил Анжелике отвар, который больной надлежало пить каждый час, «дабы возместить потерю крови».

Напоследок лекарь сказал, что хотя бы несколько часов несчастную женщину не надо беспокоить.

После его ухода Анжелика присела у небольшого столика, где на специальной подставке стояло черное распятие, отбрасывающее на стену гигантскую тень. Некоторое время спустя вернулся Раймон и сел на противоположном конце стола.

— Я думаю, что рано утром ее можно будет перенести ко мне, — сказала Анжелика, — но придется подождать, пока она немного наберется сил.

— Что ж, подождем, — согласился Раймон.

Он задумчиво склонил голову. Его чеканный профиль не казался теперь таким изможденным, как прежде. Прямые черные волосы ниспадали на белый воротник сутаны. Он почти не изменился, разве что начал лысеть, отчего тонзура немного увеличилась.

— Раймон, как ты узнал, что я живу в отеле Ботрейи под именем госпожи Моренс?

Иезуит сделал неопределенный жест красивой белой рукой.

— Мне было нетрудно получить необходимые сведения. Я восхищаюсь тобой, Анжелика. То страшное событие, жертвой которого ты оказалась, теперь в прошлом.

— Но не так далеко, как хотелось бы, — с горечью возразила молодая женщина, — потому что я до сих пор не могу показаться в свете. Многие дворяне, менее родовитые, чем я, смотрят на меня как на выскочку, как на торговку шоколадом. Я не могу вернуться ко двору, не могу попасть в Версаль.