Барбара Картленд - Разбитое сердце

Мы ехали все дальше и дальше. Выпили чаю уже в другой деревне, на этот раз не настолько привлекательной, и хотя само заведение называлось по-староанглийски — «Ye Olde Grey Gables Tea Roome» [13] Старая чайная под серой островерхой крышей. — было вполне очевидно, что оно является очень дорогой подделкой. Вспомнив наш добрый обед, мы не стали здесь задерживаться и скоро продолжили путь.

Лишь в шесть часов я взглянула на часы и сказала:

— Пора возвращаться в Лондон, Тим.

— Нет, еще рано, — сказал он. — Давай поужинаем вместе.

Я затрясла головой.

— Я не могу, как ты не понимаешь! Мне и так предстоит трудное объяснение по поводу того, где я провела весь день. К тому же, Питер вернется домой к вечеру; заседания парламента теперь заканчиваются не очень поздно.

— Я не собираюсь портить прекрасный день ради того, чтобы вовремя вернуть тебя твоему мужу, — упрямился Тим.

— Но ты должен это сделать.

— Я отказываюсь. К тому же тебе известно, как далеко от Лондона мы находимся?

— Не имею малейшего представления.

— Около восьмидесяти миль.

— Ох, Тим! Ты сошел с ума! Ты ставишь меня в ужасное положение.

— А ты помнишь, что я сказал тебе по телефону сегодня утром? Это может оказаться нашей последней возможностью побыть вместе.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ну, это секрет, но поговаривают, что нас переведут на восток.

— Ох, Тим!

Я просто не могла выразить свои чувства в этот момент. Тима ждет опасность… Тим отправляется в какую-то неведомую страну, откуда может никогда не вернуться…

— Так ты поужинаешь со мной, согласна? — спросил он с надеждой.

— Хорошо.

Тим улыбнулся мне, и, прекрасно зная его, я поняла, что радость эта оттого, что он добился своего.

— Тим, скажи, — потребовала я, — ты и в самом деле отправляешься за границу или придумал это лишь для того, чтобы я не торопила тебя с возвращением в Лондон?

Не глядя мне в глаза, Тим уставился куда-то в пространство и, помедлив секунду, проговорил:

— Ну, вообще-то поговаривают об этом.

— Ах, Тим, — попыталась я возмутиться, — так нечестно! Ты и в самом деле готов на все, чтобы добиться своего.

— А что, нельзя? — спросил он смиренно.

Я рассмеялась, глядя на его поникшее лицо. Как это похоже на Тима! В его отношении к жизни главным было стремление удовлетворить собственные желания, получить свою выгоду, в чем бы она ни состояла.

— Ты же не нарушишь свое обещание? — спросил он меня.

— Не нарушу, но я должна позвонить домой еще раз, иначе Питер будет волноваться.

Примерно через полчаса мы наткнулись на совершенно очаровательную гостиницу в крохотной деревушке. Под потолком — дубовые балки, а древесную муку на полу в баре, должно быть, здесь специально копили не один век.

Постояльцев не было видно, крошечная столовая оказалась предоставленной нам одним. За каминной решеткой пылал жаркий огонь, на стенах были развешаны старые забавные фотографии, на которых были мужчины, занимающиеся бегом с препятствиями в ночных рубашках. Они смешили меня, пока я дожидалась соединения с Лондоном.

Наконец телефон зазвонил, и с бьющимся сердцем я сняла телефонную трубку. Ответил Бейтс.

— Мистер Флактон дома? — спросила я.

— Это вы, мэм? Мистер Флактон вернулся домой около часа назад. Он очень волновался за вас.

— Но сейчас он дома?

— По-моему, он отправился к миссис Хьюитт, — ответил Бейтс. — Я слышал, что он говорил о чем-то подобном леди Сибил.

— Хорошо, когда он вернется домой, Бейтс, скажите ему, что у меня все в порядке, я вернусь позже. Я нахожусь за городом в компании друзей.

— Я передам ему, мэм. Не сомневаюсь, он будет рад это услышать.

— Благодарю вас, Бейтс.

— Меня поймали на лжи номер один, — сказала я Тиму. — Единственное, что я могу сделать теперь, это признаться. Сказать, что встретила тебя на улице, и ты уговорил меня поехать с собой.

— Моя спина вынесет и это, — усмехнулся Тим. — И не надо так волноваться — беспокойство тебе не идет. Это не твой стиль!

— К черту мой стиль! — рассердилась я. — Мне предстоит ужасно трудное объяснение.

Посмотрев на меня, Тим опустил руки на мои плечи.

— А знаешь, Мела, я готов поверить в то, что ты любишь своего мужа.

— Конечно нет, — горячо возразила я.

— Ну а если нет, почему ты так боишься рассердить или обеспокоить его?

— Ну, потому, что он всегда обходился со мной самым вежливым и благородным образом. Зачем же огорчать тех, кто так к тебе относится, правда?

— Конечно, но лучше перестань расстраивать себя, Мела. Ты ведь по-прежнему любишь меня, так ведь?

— Да, и ты это знаешь.

— Я хочу, чтобы ты и дальше любила меня.

— А тебя действительно волнует, что я думаю или чувствую? — спросила я. И тут вопреки всем стараниям моей гордости вопрос, который я хотела задать в течение всего дня, сам собой слетел с моих губ: — Почему же ты вчера отправился развлекаться с Вили?

— Ну а как я мог отделаться от нее, скажи на милость? — ответил Тим, однако снял при этом руки с моих плеч и вынул портсигар из кармана.

— Не знаю. Просто мне показалось, что ты не оказал ей особого сопротивления.

Тим ухмыльнулся.

— Натиск врага оказался неудержимым.

— Она так ведет себя со всеми мужчинами, — сказала я с презрением. — В самый первый день, проведенный мной в Англии, она привела меня в полный ужас тем, что буквально вешалась Питеру на шею. Но мужчинам, похоже, это нравится.

— Умная лесть всегда приятна. Но тебе же это безразлично, правда?

Я не намеревалась признаваться в истинных чувствах — в том, что мне это не просто небезразлично, но небезразлично в высшей степени. Вместо этого я ответила на его вопрос собственным:

— А когда вы вчера вернулись домой?

— O, уже утром. Мы заглянули в два или три места — там было весело и приятно, однако дорого! Скажу честно: к рассвету у меня в карманах было пусто.

— Приятно слышать, что ты развлекся.

Тим рассмеялся.

— Ну да, ревнуй. Люблю, когда красотки ссорятся из-за меня.

Я промолчала, и он понял, что обидел меня.

— Мела, дорогая! Я нисколько не хотел тебя задеть, но, в конце концов, я просто не мог отказаться от вчерашней вылазки с ней — ты-то все равно не пошла бы со мной. Знаешь, как одиноко человеку в городе, где у него нет ни друзей, ни даже знакомых.

— Ну, конечно, — сочувственно проговорила я, понимая, что была к нему несправедлива. — Но, Тим, я терпеть не могу Вили. Она ужасна, и я представить себе не могу, как ты этого не замечаешь.

— Ну, она забавна. A, кроме того, хорошенькая — этого нельзя отрицать.

— A значит, все остальное можно простить, так, по-твоему?

— Ну а почему, собственно, нет? — удивился Тим. — На нее приятно посмотреть, ее приятно послушать, а танцует она изумительно! Что еще нужно, чтобы весело провести вечерок? Тем более если не собираешься провести с этой девушкой остаток жизни. К тому же, если хочешь знать, половину вечера мы с ней говорили о твоем муже. — Тим засмеялся. — Тебе придется потрудиться, милая, если ты не хочешь потерять его.