Мишель Моран - Дочь Клеопатры

— Ты-то откуда знаешь? — сердито бросила я.

— Меценат рассказал.

— Значит, мужчины, которые интересуются другими мужчинами, откровенничают между собой?

Он поднял брови.

— А женщины — нет?

— А что говорит Витрувий?

— Он не знает. Или не хочет знать.

— Так вот почему Луций страшится брака, — сказала я.

Брат кивнул.

— Да. Но однажды ему придется… Разве что Луций научится сам зарабатывать на жизнь или найдет богатого покровителя. Когда его женят, на свете прибавится двое несчастных людей. Поэтому я поддерживаю его чтения в одеоне. Селена, я не могу отменить рабство, зато могу изменить судьбу Луция.

Александр протянул мне ладонь, и я медленно приняла ее.

— Не так мы себе представляли будущее. Я должна была стать царицей Ливии, а ты — царем Армении.

Брат горестно усмехнулся.

— Отец умел широко мыслить. Помнишь, он короновал меня и над Парфией, а ведь она еще даже ему не принадлежала! — Мы улыбнулись, подумав о том, как сильна была его вера в себя. — Думаешь, неудачи — наша судьба?

Я отпрянула.

— Разумеется, нет! Август еще может сделать тебя царем.

— Сначала женив на какой-нибудь старой вдове.

— Ты мужчина! Делай что хочешь — отошли ее на край света или оставь в Риме, а сам возвращайся в Египет. Мецената вполне устраивает его жизнь.

— А как же ты?

В его голосе прозвучало столько искреннего тепла и заботы, что у меня на глаза навернулись слезы.

— Понятия не имею.

— Если сумеешь забыть Марцелла — может, найдешь кого-нибудь…

— Ради чего? Чтобы сердце снова разбилось? Мы не в Египте, братишка. Стоит Августу вернуться — и он подыщет мне мужа на собственный вкус, не на мой. Возможно, Катулла или даже Аквилу. И если мне запретят навещать тебя в Александрии, мы ничего не сможем поделать.

— Я без тебя не вернусь, — поклялся он.

— Вернешься, — твердо сказала я. — Это твоя судьба… — И посмотрела в окно. Солнечные, зеленые летом сады сегодня были угрюмы и словно потяжелели от ливней. — Не думаю, что неудачи кому-то написаны на роду. Вспомни Галлию: да, ее превратили в рабыню, и все же она обрела счастье.

— Ты ведь сама подарила ей волю! А мы с тобой граждане, но не свободны. Август решает все — даже что нам есть и как одеваться!

— И этот человек учил меня трезво смотреть на вещи. Ты совершенно потерял голову из-за своего Луция.

Брат отвернулся.

— Вот если бы Август скончался в Галлии, все могло быть иначе. Марцелл уже совершеннолетний, он стал бы Цезарем и разрешил нам самим выбирать супругов. И мы бы вернулись домой.

— А что, — с готовностью подхватила я, — Юлия говорила, Август пишет Октавии очень короткие письма. Пишет, что спит чуть не целый день. Он очень слаб.

Александр с надеждой поднял глаза.

— Твои бы слова да Исиде в уши.

Прежде нежели определиться с просьбой моего брата, Исида ответила на одну из моих беззвучных молитв. Я выходила из библиотеки, где Витрувий заканчивал чертежи Пантеона, когда туда ворвалась Октавия. Не заметив меня от волнения, она прокричала:

— Вернулся! Теперь они по всему Риму. Теперь Август точно узнает, что это был не Марцелл!

Витрувий поднялся из-за стола.

— Очередное воззвание?

— Храм Аполлона, Юпитера, Весты, Кастора и Поллукса, даже Венеры Родительницы… Оно короткое, несколько строчек, и призывает людей явиться на суд над бедняжкой Туллией. Но Марцелла здесь нет, и никакие силы Гадеса не помогли бы ему это сделать!

Я скорее бросилась к себе в комнату, чтобы сообщить новость брату.

— Значит, он нам не врал, — кивнул Александр.

Встретившись с нами в портике, Луций приветствовал меня широкой ухмылкой, точно знал, что брат накануне открыл мне их тайну.

— Отец рассказал про воззвание. Значит, на суд соберется весь город.

— Кое-кого отпугнет погода. Старики не придут, — заметила я. — И матери с детьми тоже.

Мои выводы оказались преждевременными. Невзирая на пасмурное утро, дождь не пролился, и даже матроны с младенцами пришли в суд посмотреть, что же заставило Красного Орла покинуть укрытие. Вот уже несколько месяцев мы не читали ни одного воззвания. По дороге в школу я украдкой поглядывала на двери храмов — и всякий раз чувствовала укол разочарования. Отсутствие Красного Орла укрепляло подозрения в виновности Марцелла, но последняя новость отмела их начисто.

На Форуме собралась многотысячная толпа. Даже Октавия с утра наблюдала за слушанием. Она ввела нас в курс дела и вдруг изумленно подняла брови, заметив Витрувия.

— Здесь решают судьбу юной девочки, — ответил он на ее немой вопрос.

Начиная с ночи ареста, соглядатаи Августа следовали за ним по пятам. Впрочем, если они до сих пор ничего не нашли, значит, нечего было искать. Между тем Марцелл оставался в далекой Галлии, следовательно, двое мужчин с Палатина, возбуждавших самое сильное подозрение, оказались невиновны. Александр и Луций пропустили меня вперед. Попади сюда иноземец, при виде толпы разодетых сенаторов и их жен, закутавшихся в меха, он решил бы, что угодил на театральное представление. Однако Туллии угрожала самая настоящая опасность. Быть может, где-то в толпе сам Красный Орел слушал защитника, пытавшегося уверить присяжных в свободном происхождении обвиняемой.

— Я представил вам мать этой девушки, теток, отца и дядю, поклявшихся перед Юноной, что перед нами — родная дочь центуриона Калпуния Комида. Одни лишь приобретенные женщины поклялись, будто это рабыня Аквилы. Кому вы поверите — гражданам Рима или рабыням? — взывал он.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, — немедленно возразил его противник, — но среди ваших свидетелей тоже были рабы.

— Вместе с гражданами! А где ваши свидетели-граждане? Ни один из плебеев не подтверждает ложное обвинение. Отчего? — В толпе зашикали. — Наверное, — предположил защитник, — Аквила потратил деньги на подкуп других людей.

Он бросил пронзительный взгляд на присяжных, как бы предупреждая поостеречься того, чьи карманы набиты нечистым золотом. Зрители начали взмахивать кулаками, выкрикивая угрозы людям в тогах. Аквила вздрогнул, когда кто-то бросил пучок салата и угодил одному из присяжных прямо в голову. Тот в гневе поднялся с места.

— Раз вы не можете держать себя в руках, — обратился он к публике, — на сегодня закончим. Слушание возобновится завтра!

Зал начал бесноваться.

— Разве так можно? — воскликнул мой брат.

— Любой из присяжных вправе прекратить заседание, — пояснил учитель Веррий. — Подозреваю, вердикт будет вынесен завтра утром.

— И мы придем? — осведомилась Юлия.

Веррий взглянул на Октавию. Между ее бровями возникли две тонкие складки.

— Только с преторианскими стражниками, — произнесла она, разглядывая бушующую толпу. — Если Туллию объявят рабыней, здесь будет очень даже небезопасно.