Сара Маклейн - Девять правил соблазнения

Мать исчезла следующим утром. И в каком-то смысле то же самое произошло и с отцом.

Ралстон помолчал; его мысли витали далеко в событиях двадцатипятилетней давности.

— Той ночью я дал себе две клятвы. Первое — я никогда больше не буду подслушивать. И второе — я никогда не стану жертвой любви. В тот день я начал играть на пианино... это был единственный способ заглушить печаль.

Когда Гейбриел вновь посмотрел на Калли, то увидел, что слезы струятся по ее щекам, и взгляд его тотчас прояснился. Он потянулся к ней и обхватил ладонями ее лицо, смахивая слезинки большими пальцами.

— О, Калли, только не плачь. — Ралстон наклонился и нежно поцеловал ее, и она почувствовала своими губами влажность и теплоту его губ. — Прислонившись лбом к ее лбу, он улыбнулся. — Не стоит плакать из-за меня, императрица.

— Я плачу не из-за тебя, — ответила она, коснувшись рукой его щеки. — Я плачу о том маленьком мальчике, у которого не было шанса поверить в любовь. И о твоем отце, которому, по-видимому, тоже не суждено было ее испытать. Потому что это была одержимость, а не любовь. Любовь не бывает односторонней и эгоистичной. Она щедра, великодушна и меняет жизнь к лучшему. Любовь не разрушает, Гейбриел, создает.

Он задумался над ее словами, над ее страстной верой в то чувство, которого он избегал всю свою сознательную жизнь, и решился сказать правду.

— Я не могу обещать тебе любви, Калли. Та часть меня, которая могла... которая, возможно, могла... слишком долго оставалась закрытой. Но я сделаю абсолютно все, что в моих силах, чтобы стать для тебя добрым и великодушным мужем. Создать тебе ту жизнь, которой ты достойна. И если ты дашь мне этот шанс, то тебе никогда не придется усомниться в том, как много ты для меня значишь.

Он встал с оттоманки, опустился на колени, и Калли не смогла удержаться от сравнения, проведя параллель между этим моментом и той сценой, которая произошла между его родителями.

— Прошу тебя, Калли. Прошу тебя оказать мне большую честь и стать моей женой.

Эти слова были произнесены страстным, берущим за душу шепотом, и Калли не смогла устоять. Как могла она отказать ему после всех его признаний? Как могла она отказать себе?

— Да, — тихо промолвила она, так что он едва смог расслышать.

Ралстон недоверчиво улыбнулся:

— Скажи это еще раз.

— Да, — повторила она, на этот раз тверже и увереннее. — Да, я выйду за тебя замуж.

Калли коснулось дыхание Ралстона, и она почувствовала запах скотча и чего-то более необычного, более мужского, и ее пронзило чувство полного и абсолютного восторга. Это был Ралстон, ее будущий муж, и он заставлял ее ощущать себя такой нежной и податливой, такой живой. Он покрывал поцелуями ее шею, шепча ее имя словно молитву, и поднял ее руки, положив их себе на плечи, и коснулся губами нежной кожи над вырезом платья. Дыхание Калли участилось, когда его сильные руки скользнули по ее телу и он обхватил ее груди своими ладонями жестом полного и абсолютного обладания.

— Это платье, — произнес он, и слова были тягучими и плавными, — оно греховное.

Калли не смогла сдержать улыбки, когда он слегка откинулся назад, наблюдая, как вздымается обтянутая атласом грудь.

— Ты так считаешь?

— Несомненно. Оно создано, чтобы сводить мужчин с ума... чтобы подчеркивать все твои роскошные формы, — он неторопливо провел пальцем под атласным вырезом слегка коснувшись кончика соска, — не выставляя их напоказ. Смотреть на него — такая мука, — добавил он соблазняющим тоном, спуская вырез платья ниже, так что показался один напряженный сосок, подставленный прохладному воздуху и его горячим губам. Он втянул сосок, и Калли изогнулась, прижимаясь к нему, но Ралстон отпустил ее и произнес: — Когда мы поженимся, я накуплю тебе таких платьев всех возможных расцветок.

Калли хихикнула в ответ на его слова, и смех ее сменился сначала вздохом, а затем слабым стоном, когда его губы стали творить чудеса на ее нежной, чувствительной коже. Он продлил это наслаждение достаточно долго, но вскоре опомнился, вспомнив, где они находятся.

— Мне пришло в голову, милая, — сказал Гейбриел, вновь отстраняясь, — что это крайне неподходящее место, чтобы заниматься здесь таким деликатным делом, в то время как все твое семейство находится совсем рядом.

Он встретил ее взгляд, и тягучая страсть в глазах Калли на мгновение захватила его, и, слегка застонав, он вновь обхватил ее губы горячим поцелуем, который на несколько долгих минут лишил их способности мыслить и рассуждать. Когда он вновь отстранился и оба они тяжело дышали, он поправил ей платье, запечатлев на нежной коже груди легкий поцелуй.

— Я не могу остаться, императрица. Ты для меня слишком сильный соблазн, а я не настолько силен и добродетелен, чтобы устоять перед ним.

Он произнес эти слова тихо на ушко Калли, уткнувшись носом ей в волосы, которые он больше не считал обычными каштановыми. Теперь они казались ему насыщенного шоколадного цвета с оттенком красного дерева, которому отныне он отдавал предпочтение перед всеми другими цветами.

— Я вернусь завтра. Возможно, нам удастся прогуляться по Серпентайну.

Калли не хотелось, чтобы Гейбриел уходил. Не хотелось, чтобы эта ночь кончалась. Не хотелось утром обнаружить, что все происходящее было всего лишь прекрасным, изумительным и очень реальным сном.

— Не уходи, — прошептала она, смело положив руку ему на затылок и захватывая его губы долгим поцелуем. — Останься.

Гейбриел улыбнулся и коснулся лбом ее лба.

— Ты очень плохо на меня влияешь. Я пытаюсь перевернуть новую страницу — стараюсь вести себя более подобающим джентльмену образом.

— А что, если я хочу, чтобы ты остался шалопаем? — поддразнила она, пальцем проводя по его шее и груди, дотрагиваясь до пуговиц на жилете. — Даже распутником?

Калли расстегнула одну пуговицу, и Ралстон взял ее ладонь, поднес к губам и запечатлел мимолетный поцелуй.

— Калли, — произнес он тоном, в котором отчетливо прозвучало предупреждение, когда она свободной рукой взялась за вторую пуговицу.

Она поцеловала его в четко очерченную скулу и прошептала дрожащим от волнения голосом:

— Уложи меня в постель, Гейбриел. Позволь мне испробовать вкус греха.

Дыхание Ралстона участилось при этих словах, но он понял, что если сейчас уйдет, то это будет самый благородный поступок, который он совершал за всю свою жизнь. Глубоким, чуть хриплым голосом он ответил:

— Полагаю, ты достаточно вкусила его за последние несколько недель, императрица.

— Но ведь как только мы поженимся, это станет возвращением к прежней заурядной Калли. Возможно, это мой последний шанс.

Тень неуверенности в себе омрачила ее лицо.