Наталья Павлищева - Роксолана и Султан

Султан уже знал о смерти сыновей и крошечной дочери, даже не получившей имени. Воспринял все спокойно и смиренно – такова была его дань за удачный поход. Задумался – неужели такой ценой придется платить и впредь? Касим-паша от таких мыслей Повелителя ужаснулся:

– Черная смерть приходит независимо от того, ходят Османы в походы или нет!

Его поддержал Ибрагим:

Сулейман не сразу появился в самих гаремных покоях, даже от самого себя скрывал, что боится того, что и Роксолана, – разочароваться в ее виде.

А когда увидел, даже колени ослабли. Аккуратный маленький живот, то же лицо, только глаза стали строже, и смех не такой звонкий, но как можно смеяться, когда даже в гареме стоит плач.

Не было веселья в их встрече, но была любовь. Сулейман взял в ладони любимое лицо, осторожно, бережно, словно боясь спугнуть дивное видение, целовал глаза, нос, губы, потом так же целовал все тело. Только живот обходил – нельзя касаться вместилища будущего сына: тот может обидеться, еще не родившись.

Они любили друг друга по-прежнему жарко, но при том осторожно, стараясь не повредить плоду.

Страшная беда невольно помогла Роксолане: у султана остались в живых всего двое сыновей, потому будущее рождение этого, третьего, делала жизнь Роксоланы очень важной.

– Кто будет?

– Зейнаб сказала, сын.

– Ты родишь мне еще много сыновей.

– А дочерей?

– Согласен, и дочерей тоже.

Они молчали о страшном законе Мехмеда Фатиха, повелевающем пришедшего к власти султана уничтожать все мужское потомство отца, то есть убивать собственных братьев, чтобы не было свары за власть. Зачем рожать сыновей – чтобы их потом убил старший брат?

Но Роксолана не задавала таких вопросов Сулейману, глупо спрашивать.

Она спрашивала о другом.

Снова в поход, причем султан на удивление торопился. Куда, если войско едва успело вернуться от Белграда?

– На Родос.

Зачем султану вдруг этот остров, принадлежащий госпитальерам? Конечно, кто владел Родосом, тот владел этой частью моря, потому что в гаванях Родоса могли скрываться любые корабли, а нависающая над берегом крепость была угрозой любого, кто проплывал мимо. К тому же госпитальеры были богаты.

Родосскую крепость пытался взять еще Мехмед Завоеватель, но не удалось. Почему? В крепости достаточно съестных запасов и воды, достаточно оружия, она могла находиться в осаде долго, очень долго.

На что же тогда рассчитывал Сулейман? Роксолана попросила:

– Дай попробую понять.

– Угадать?

– Нет, понять, на что ты надеешься, кроме храбрости своих воинов и умения своих полководцев.

– Боюсь, их умение здесь мало пригодится. Там понадобятся только умение разрушать стены и башни пушками и умение остатки стен штурмовать.

На что же султан рассчитывал, намереваясь осаждать Родосскую крепость в преддверии зимы?

Роксолана несколько минут сосредоточенно соображала, потом осторожно поинтересовалась:

– Надеешься, что замерзнут?

– Ах ты, моя умница! Как догадалась?

– А чего еще могут бояться зимой люди, у которых есть все остальное? Если у них много еды и воды, много оружия и крепкие стены, не значит, что есть дрова для печей.

– Что попросишь в этот раз? Привезти книги ордена госпитальеров не обещаю, они наверняка религиозные. Проси другое.

– Попрошу.

– Слушаю.

– Сберегите себя, Повелитель. Вы и это дитя – единственное, что у меня есть в этом мире.

У Сулеймана перехватило горло – так могла сказать только любящая женщина. Любящая и любимая, знавшая за собой это право – просить сберечь жизнь любимого человека.

– Прятаться от каждой опасности не обещаю, но голову под чей-то меч подставлять не стану. Я хочу поднять на руках нашего сына. Береги себя ты, ты очень нужна нам с ним, – султан приложил руки к животу Роксоланы. Младенец, словно почувствовав отцовское прикосновение, требовательно толкнулся.

Сулейман осторожно приложил к животу ухо, как делал это уже не раз, слушая сердцебиение сына. Зейнаб, узнав, что султан трогает и даже слушает живот Роксоланы, ворчала:

– Не должен мужчина делать этого! Не должен! Навредит ребенку!

На сей раз ушли в поход без оглушительного барабанного боя, без шума и торжеств. Просто войско частями выдвинулось к юго-западу, чтобы собраться в назначенное время на берегу почти напротив острова.

Сулейман загодя отправил магистру ордена госпитальеров Иль-Адану предложение сдаться без боя. Тот даже не ответил, считая крепость неприступной. Имел основания.

Турки осадили крепость и штурмовали ее стены так же безуспешно, как делали это воины Мехмеда Завоевателя. Но Сулейман почему-то был спокоен. Он словно ждал чего-то. Чего?

В гареме потекла привычная жизнь, болезнь пошла на спад, потом, собрав свой страшный урожай, и вовсе затихла до новой вспышки. Среди наложниц умерших не было, пострадали только дети султана, а просто рабы… кто же их считал? Из похода привезено так много новых, что цены на сильных рабов из Европы сильно упали.

Роксолана снова стала просто наложницей, которая должна родить. Но никто не обманывался таким скромным ее статусом: все понимали, что это особая наложница, ведь за все время пребывания в Стамбуле султан едва-едва увиделся даже с валиде, никого из наложниц в свои покои не звал, одну только Хуррем. Только с ней, беременной, встречался каждый вечер, снова вел долгие беседы, снова оставлял до утра.

Чем же так околдовала маленькая славянка большого султана? Гарем так и не понял.

Валиде обращалась с Роксоланой осторожно, особенно когда поняла, что та не пожаловалась ни на что, не рассказала Повелителю о своих бедах. Сама Роксолана пожала плечами:

– Зачем? Что было, то прошло. К чему Повелителя беспокоить прошлыми неприятностями?

Хафса покачала головой:

– Мас Аллах! Ты разумная женщина.

Валиде по-прежнему не слишком любила эту гяурку, боялась ее колдовства над сыном, но уважала волю Повелителя. Сулейман выбрал Хуррем, это его право.

А у нее была одна забота – доносить и родить ребенка.

Зейнаб с Фатимой боялись высказывать свои опасения, понимая, что столько переживаний и завистливая ненависть вчерашних подруг не могут не сказаться на здоровье будущего малыша. Но была у них еще одна забота, не знали, как подступиться к Роксолане, чтобы поговорить о ней.