Сара Беннет - Грешные мечты

Синклера так и подмывало заявить матери, что он намерен жениться на Юджинии. Он бы многое дал, чтобы увидеть ее выражение лица после этих слов. Как смела она разговаривать с ним в неподобающем тоне? Почему она постоянно пыталась управлять им, как марионеткой?

Однако Синклер привык подавлять свои бунтарские настроения и в этот раз также сумел сохранить присущее ему самообладание. Послушание стало его второй натурой.

— Нет никакой необходимости напоминать мне о моем долге, — промолвил он, удивляясь тому, что на этот раз внутренний протест продолжал разъедать его душу.

Тем не менее, Синклер разделял мнение матери о том, что Юджиния Бельмонт ему не пара. Она годилась только в любовницы. Законы общества, в котором он жил, были суровы и неоспоримы.

— Ты так считаешь? — внимательно глядя на сына, спросила вдовствующая герцогиня.

— Я помню о тех требованиях, которые ко мне предъявляются, и женюсь в строгом соответствии с ними. А теперь, прошу тебя, давай оставим эту тему.

Однако вдовствующая герцогиня не собиралась этого делать.

— Значит, ты больше не будешь видеться с этой Бельмонт, Синклер?

Синклеру следовало бы дать тот ответ, который ожидала услышать мать, и на этом закончить неприятный разговор, однако в нем взыграл дух противоречия.

— Разумеется, мы с ней снова увидимся.

— Синклер!

— Я же уже сказал, что никогда не женюсь на ней. Неужели этого не достаточно? — Он резко встал. — Прости, у меня дела. Мне нужно написать несколько писем.

Синклер видел, что она собиралась сказать еще что-то, но не желал слушать новые аргументы матери и быстро вышел из комнаты. Оказавшись в коридоре, Синклер перевел дух. Времена, когда мать с легкостью заставляла его плясать под свою дудку, канули в Лету. Он продолжит заниматься живописью, если ему этого захочется. И развесит свои картины по всему дому. Тем не менее, Синклер не был наивным, он понимал, что существуют правила, которые он не сможет нарушить.

Он не вправе жениться на Юджинии. Но его мать вынуждена будет смириться с тем, что герцог может позволить себе завести любовницу. В этом не было ничего зазорного.

Итак, Юджиния должна была стать его любовницей. Синклер улыбнулся. Как и занятия живописью, Юджиния будет скрашивать его жизнь. Синклер решил, что ни за что не позволит Юджинии ускользнуть от него.

— Что ты наговорил маме?

Услышав голос сестры, Синклер обернулся и увидел, что Аннабелла стоит на пороге его кабинета.

— С чего ты взяла, будто я что-то наговорил ей? — буркнул он и снова склонился над деловым письмом.

— Она похожа на ледяную глыбу. Я боюсь прикасаться к ней. Мне кажется, если я до нее дотронусь, то обморожу пальцы. Обычно именно так она реагирует на пререкания, на заявления, которые идут вразрез с ее желаниями. Мне известно, что ты с ней недавно разговаривал.

— Это был разговор личного характера, Аннабелла.

Однако такая отговорка не подействовала на Аннабеллу.

— Она застала тебя с мисс Бельмонт, да? Мама собиралась пойти на конюшню, чтобы посмотреть, с кем это ты там общаешься. Должно быть, за тобой шпионят слуги и докладывают маме о твоих гостях. — Аннабелла передернула плечами. — Когда у меня будет собственный дом, я буду требовать от прислуги абсолютной преданности. Если кто-нибудь из слуг станет, например, докладывать маме о том, что я ела на завтрак, я того уволю.

Синклер мрачно улыбнулся:

— Желаю тебе успеха.

— Тебе нравится мисс Бельмонт, правда, Синклер?

Герцог бросил на нее настороженный взгляд, но не стал отрицать очевидного, поняв, что сестра не собирается упрекать его.

— Да, мне приятно ее общество.

Аннабелла прошла к окну, расположенному за спиной Синклера, и выглянула во двор. Синклер, вздохнув, отложил перо и повернулся вместе со стулом лицом к сестре. Она была бледна, под ее глазами залегли темные тени, уголки рта были печально опущены.

— Что с тобой? — ласково спросил Синклер.

Однако она упорно продолжала смотреть в окно.

— Аннабелла! Ты можешь быть откровенна со мной. Я готов выслушать тебя.

Аннабелла пожала плечами. Эта манера дочери всегда раздражала мать.

— Меня не покидают мысли о том, как несправедлива жизнь. Вокруг нас живет столько людей, с которыми мы могли бы познакомиться, общаться и не чувствовать себя одинокими. Нам некогда было бы скучать или грустить! Но беда в том, что мы отгорожены от окружающего мира, мы живем в… клетке.

— Не понимаю, о чем ты?

— Об ограничивающих нас рамках и правилах поведения. Нам слишком много нельзя — нельзя видеться с определенными людьми, нельзя разговаривать, с кем захочется, нельзя поступать так, как подсказывает сердце. Порой мне кажется, что в следующий раз мне запретят дышать. Знакомо тебе это чувство, Синклер?

— Да, — признался он.

Обернувшись, Аннабелла удивленно взглянула на брата.

— Но почему ты не пытаешься нарушить установленные правила? Почему не борешься с их диктатом? Не понимаю, как ты выносишь такую жизнь?!

— Быть герцогом Сомертоном — огромная честь. Однако мое высокое положение сопряжено и с теми правилами и ограничениями, о которых ты говоришь. Я понял это, как только стал герцогом.

— Я не хочу выходить замуж за Люциуса, — поникшим голосом промолвила Аннабелла.

— Мне казалось, он понравился тебе при первой встрече. Ты сказала, что он обаятелен и добр.

Аннабелла нахмурилась.

— Да, так оно и было. Люциус действительно обаятельный и добрый человек. Но мне не нравится та жизнь, которую мне придется вести, выйдя замуж. Я не такая, как мама или ты. Мне трудно подчиняться правилам.

«Эх, знала бы ты, что творится у меня на душе», — с горечью подумал Синклер.

Аннабелла направилась к двери, давая понять, что разговор окончен.

— Советую тебе помириться с мамой до ее отъезда из Сомертона, — сказала она.

— Хорошо.

Аннабелла вышла из кабинета и прикрыла за собой дверь.

Синклер чувствовал, что сестра чего-то не договаривает, и все же надеялся на ее благоразумие. Ему казалось, что Аннабелла одумается и выйдет замуж за Люциуса, смирившись со своей судьбой.

Он снова сел за письменный стол и достал листок бумаги, который несколько минут назад поспешно спрятал, услышав голос сестры. Это было письмо, адресованное Юджинии. Невольно улыбнувшись, Синклер сложил листок и вложил его в конверт. Он не стал вызывать слугу, поскольку больше никому не доверял в этом доме. Впрочем, на Баркера он все-таки мог положиться. Утром этот человек отвезет письмо в Бельмонт-Холл и никому о нем не скажет.

У Синклера улучшилось настроение. Теперь, когда он рассчитывал на сближение с Юджинией, он мог найти в себе силы, чтобы помириться с матерью.