Лесия Корнуолл - Цена обольщения

— Тогда я пойду к нему сама, — сказала Эвелин и направилась к двери.

Она наткнулась на черную стену в дверном проеме. Это была грудь Синджона.

Эвелин в испуге попятилась. Он был одет в черное с головы до ног и казался страшным и очень красивым одновременно. Эвелин судорожно перевела дыхание.

— Есть ли смысл спрашивать, куда ты меня везешь? — спросила она. — Или требовать, чтобы ты немедленно вернулся обратно в Англию?

Синджон кивнул матросам.

— Я сам подам леди ужин, — произнес он.

Эвелин почти забыла, что еще недавно он служил лакеем в ее доме. Ведь Синджон выглядел, как и подобает сыну джентльмена, офицеру, человеку, привыкшему отдавать приказания.

— Ты был ужасным лакеем, — пробормотала Эвелин.

Брови Синджона удивленно взметнулись.

— Что ты намерен со мной сделать? — выдохнула Эвелин, внезапно осознав, что они с Синджоном совсем одни в каюте с огромной кроватью.

— Тебе нечего бояться, Эвелин, поверь. Капитан устроит тебя как можно удобнее на пару дней, а потом ты сможешь вернуться домой.

Синджон поднял крышку с первого блюда, и по каюте поплыл соблазнительный аромат тушеного мяса. Синджон улыбнулся, как если бы подавал ужин в Реншо-Хаусе.

— Может, присядешь, пока я наливаю вино?

Рубиновый напиток сверкнул в бокале в тусклом свете лампы, которую моряк поднял с пола, зажег и повесил назад на крюк.

— Не сяду. Пока не объяснишься.

— У меня во Франции кое-какие дела, а ты здесь будешь в большей безопасности, чем Лондоне.

— В большей безопасности, чем дома?

На лицо Синджона падала тень, и Эвелин не могла разглядеть выражение его глаз.

— Старлинг рассказал мне, что ночью в доме побывал Филипп.

Краска отлила от лица Эвелин. Старлинг ничего ей не сообщил. Неужели все вокруг шпионили за ней и докладывали о каждом ее шаге?

— Кажется, я вас уволила, капитан. Мистер Старлинг не имел права ничего вам рассказывать. Я не позволяю своим слугам сплетничать с посторонними. Это самое строгое правило в моем доме, если ты помнишь.

Улыбка Синджона показалась Эвелин ослепительной в полумраке каюты.

— Я, конечно, больше не лакей, но это были не сплетни, а мольба о помощи. Неужели ты всерьез веришь, что твой шестидесятилетний дворецкий и четыре служанки смогли бы обеспечить тебе защиту? Хотя они и пытались по мере сил.

Сердце Эвелин сжалось от боли. Филипп жестокий человек.

— Немедленно поверни лодку обратно. Пожалуйста… — взмолилась Эвелин, и ее горло сжалось от страха за слуг.

— Это корабль, Эвелин, и я не могу выполнить твою просьбу. Здесь всем руководит капитан. Тебе нечего бояться. Мне приказано вернуть тебя в Англию в целости и сохранности, иначе хозяин этого корабля собственноручно меня повесит.

Синджон огляделся. Его взгляд скользнул по широкой кровати с шелковым бельем, по покрытым богатой вышивкой шторам на окнах.

— Я должен был предположить, что это будет плавучий дворец, — пробормотал он.

По спине Эвелин побежали мурашки. Для своей последней жертвы Филипп тоже построил дворец. Она в страхе отшатнулась.

— Что это значит? — спросила Эвелин.

— Это значит лишь то, что во время путешествия тебя будет окружать роскошь. А для Филиппа подготовили ловушку. Когда он вернется в Реншо-Хаус, его арестуют. И к тому времени, как ты вернешься домой, все будет кончено.

Эвелин сглотнула.

— И что потом?

Синджон принялся накладывать жаркое в тарелку Эвелин.

— Ты будешь свободна. Можешь уехать из Лондона и делать, что тебе вздумается.

Эвелин тяжело опустилась в кресло и невидящими глазами смотрела на дымящийся соус.

— А ты? Что будет с тобой? — спросила она.

Синджон положил на тарелку Эвелин ломтик хлеба. Он пользовался при этом щипцами, словно все еще служил лакеем.

— Это путешествие многое решит в моей судьбе.

— А после него? — не унималась Эвелин.

Синджон сел напротив нее и дерзко улыбнулся, однако улыбка не тронула его глаз.

— Я так далеко не заглядывал.

При других обстоятельствах ужин был бы очень интимным и романтичным, но сейчас бывшие любовники ели в напряженной тишине. Неужели будущее виделось Синджону таким же тусклым и безрадостным, как и ей? Эвелин не могла прочитать выражения его лица. Точно так же они могли ужинать на балу или в последний вечер перед казнью.

— Каким образом эта поездка тебе поможет? — спросила Эвелин.

Синджон улыбнулся, и она подумала, что он ответит полуправдой, а может, вновь начнет потчевать ложью. Эвелин не сводила с любовника глаз.

— Я заслуживаю того, чтобы знать правду, Синджон. Ты сам так сказал.

Синджон опустил вилку.

— Я еду во Францию, чтобы отыскать одного британского солдата. Он сможет рассказать правду о том, что произошло на дороге в Испании в тот злополучный день. Военный трибунал вряд ли примет во внимание показания французского полковника или его жены, которые присутствовали при этом.

— Патрик О’Нил, — пробормотала Эвелин.

— Откуда ты его знаешь? — удивленно спросил Синджон.

— Лорд Крейтон предупредил сестру Патрика о том, что ты будешь его искать. Она сказала, что ты хочешь убить ее брата, чтобы он не дал показаний против тебя. — В глазах Синджона вспыхнул гнев, вызванный несправедливым обвинением. — Но какое отношение ко всему этому имеет Крейтон? Почему он выдвинул такие чудовищные обвинения, если они несправедливы?

Синджон не ответил. Он встал с кресла, бросил на него салфетку и подошел к окну. Его темный силуэт четко выделялся на фоне звездного неба.

— Разве ехать во Францию не опасно? — спросила Эвелин. — Мы ведь в состоянии войны. Если майор Крейтон ошибся, ты мог бы поговорить с ним и…

Взгляд Синджона источал такой холод, что слова застыли у Эвелин на языке.

— Мне потребуется всего пара дней, чтобы разыскать О’Нила, а ты будешь на корабле в безопасности. Капитану дан приказ отвезти тебя домой, если что-то пойдет не так. Но что бы ни случилось со мной, держись от Крейтона подальше, Эвелин.

— Если что-то пойдет не так? — эхом откликнулась Эвелин, не услышав остального.

Она старалась не представлять себе безжизненное лицо Синджона и сочащуюся из смертельной раны кровь. Горло Эвелин сдавило железным обручем. В углах каюты поселились тени, и только они с Синджоном стояли в теплом круге света. И это был рай в центре подступающей к Синджону бездны.

Он лгал ей. Он защищал ее и заставлял чувствовать себя любимой.

Он украл ее, чтобы защитить от Филиппа.

Сердце Эвелин раскрылось, точно крышка заржавевшей музыкальной шкатулки.

— Ты хотя бы говоришь по-французски? — спросила она.

Синджон нахмурился.

— Un peu, — ответил он. — Немного. А почему ты спрашиваешь?

Он вновь опустился в кресло, и Эвелин смотрела, как он ест.