Эшли Марч - Неотразимая графиня

Лия выпила еще хереса, решив, что лучше смотреть в тарелку. И что делало ситуацию еще более неловкой, так это молчание, которое повисло над ними. Она никак не могла сообразить, о чем бы еще поговорить с ним после разговора о Генри. Очевидно, он тоже не знал, что сказать, и поэтому молчал. Наблюдая за ней, она полагала. Она не поднимала глаз, но могла чувствовать на себе его взгляд, отчего ее щеки покрылись румянцем.

Так никогда не было с Йеном. Он был разговорчивый, но не стремился доминировать в разговоре. Он делал замечания относительно погоды, последних светских событий, его собственных личных слабостей. Любое, лишь бы расположить собеседника. Он задавал вопросы, выбирал информацию, которую другой никогда бы не рассказал кому-то еще. Он заставлял любого чувствовать себя так, как будто он единственная персона в комнате, не важно, была ли там сотня других гостей или только слуга, ждавший указаний в сторонке.

Сначала Лия была благодарна Йену за эти разговоры, понимая, что ей удобнее слушать и наблюдать, чем самой принимать участие. И когда он концентрировался на ней, она ощущала себя самой красивой и желанной женщиной в мире. Хотя впоследствии она поняла, что все его обаяние направлено на достижение одной цели — снискать расположение другой персоны, заставить любого чувствовать благодарность по отношению к нему. Превыше всего Йен хотел нравиться.

Очевидно, этого не было в случае с Себастьяном… с ее новым мужем. Он любил участвовать в разговорах, но его никогда не смущало, когда вдруг повисало неожиданное молчание.

Лия подняла глаза и встретила его взгляд. По тому, как он смотрел на нее, ей казалось, не воспринимает ли он молчание как свое преимущество в отличие от Йена, которому было необходимо говорить. И даже при том, что он не говорил, его глаза повторяли то, что он уже сказал, страх и возбуждение в одно и то же время, без единого слова было ясно — он хочет ее.

Она не понимала этого, но и не могла отрицать. И хотя она пока верила, что он сдержит обещание, то есть не потребует от нее исполнения супружеских обязанностей, пока она сама не пригласит его в свою постель, как скоро его начнет раздражать это соглашение? Когда он станет злиться на нее? Лучше предвидеть это и еще раз оговорить условия, иначе он будет надеяться, что однажды она проявит слабость и придет к нему.

— Возможно ли, чтобы слуги оставили нас на время? — спросила она.

Он сделал жест, и вскоре они остались одни в столовой.

— У меня есть к вам просьба, милорд.

— Себастьян, — поправил он.

— Себастьян.

Хотя она уже называла его так, когда он еще не был ее мужем, сейчас это казалось чем-то неловким, почти экзотичным.

— Да?

— Себастьян, — повторила она, просто для того, чтобы еще раз произнести его имя. — Как я сказала, у меня есть просьба…

— Да? Продолжайте.

Он улыбнулся, словно был изумлен пустой тратой времени.

— Я хотела бы расширить уже принятые условия нашего брака, а именно: вы не будете смотреть на меня и говорить со мной так, как делали это сегодня… за завтраком. Это обезоруживает. Пугает. Оскорбляет, если хотите…

— Простите, если обидел вас, миледи.

Она открыла рот, пауза, затем закрыла.

— Нет, пожалуйста, — настаивал он. — Скажите все, что хотели сказать.

— Если вы просите, чтобы я называла вас Себастьян, то не могли бы вы называть меня Лией?

— Я не уверен, — последовал ответ. Хотя его тон был достаточно вежливый, но под ним скрывались эмоции, которые она не могла разгадать. — Мы женаты, хотя, кажется, вы намерены напоминать мне, что мы чужие. Не следует ли нам тогда обращаться друг к другу соответствующим образом?

— Все, что я прошу…

Он уперся руками в стол и поднялся.

— Я знаю, о чем вы просите, леди Райтсли, и уважаю вашу просьбу. Вы дали согласие на брак. Каждый из нас до конца исполнит принятое соглашение. Тем не менее, я хотел бы заранее попросить прощения, миледи. Я попытаюсь контролировать свои слова и то, как я смотрю на вас, но не знаю, смогу ли контролировать свои мысли. Вас обидело бы, если бы я признался, что вы постоянно фигурируете в моих фантазиях? Я представляю вас обнаженной, целую каждый дюйм вашего тела?

Лия встала, подняла подбородок, красные пятна выступили на ее щеках.

— Вы смеетесь надо мной?

— Нет, я не смеюсь над вами, — сказал он, и улыбка, полная горькой иронии, тронула его губы. — Я смеюсь над собой. Я любил свою жену, как никогда не любил никого. Она предала меня. И умерла. Я должен был задыхаться от ярости, проклинать ее имя, пребывать в печали, как в тот раз, когда вы впервые увидели меня. Вместо этого вы та, о ком я не могу не думать, вы постоянно в моих мечтах, и вам удалось стереть ее лицо из моей памяти. И по всем правилам мне следовало презирать вас не только за это, а также за ваше поведение, которое угрожает Генри. Но я женился на вас.

Он сделал паузу, Лия наблюдала, как он пытался прийти в себя, опустив руки и выпрямившись во весь рост. Он смотрел на нее с высоты своего роста, чуть прикрыв глаза.

— Я женился на вас, — повторил он сухим тоном.

Затем чуть-чуть поклонился, повернулся и вышел, оставив ее одну в комнате.

Меня не оставляет мысль, что Америка слишком далеко. Ему будет трудно найти нас, но мое сердце разрывается от боли при мысли о Генри, с которым меня будет разделять океан.

Они прибыли в загородное поместье Себастьяна в Гемпшире к концу следующего дня. Усталые, пыльные с дороги. Тем не менее, стоило Лие взглянуть на поместье, как она чуть не задохнулась от восторга.

Она была здесь прежде, но всего один раз. Дело было не в том, что дом оказался куда больше, чем в Линли-Парке. Нет, казалось, они примерно одного размера. Все дело было в окружающем ландшафте, от красоты которого дыхание останавливалось в груди. С главной дорожки она могла видеть садовый лабиринт справа, зелень и кусты, усеянные осенними цветами. Слева большая круглая лужайка. А вокруг, куда ни кинешь взгляд, деревья. Возвышаясь до небес, вторгаясь в пейзаж, повсюду были деревья.

Быть хозяйкой дома, будучи женой Себастьяна, было совсем не так, как если бы она была просто гостьей.

— Прошу, — сказал Себастьян низким голосом, это был тот же вежливый тон, который он использовал во время путешествия, та же краткость.

С предыдущего вечера он сказал всего несколько слов, и только когда это было необходимо.

Он сопроводил ее к главной лестнице и через парадные двери ввел в дом, где выстроились слуги, чтобы приветствовать своего хозяина и его новую жену. Себастьян вел Лию вдоль ряда слуг, представляя каждого и называя его должность в доме. Она кивала и бормотала слова, которые не сможет вспомнить минутой позже.