Джулия Энн Лонг - Скандальный поцелуй

Тут Синтия вспомнила известного поэта, графа Раудена, писавшего под псевдонимом Вольнодумец, который, вернувшись в войны, начал писать стихи.

В конце концов, она решила ради Гудкайнда и себя самой истолковать все сомнения в его пользу.

— Я заметила, что вы были увлечены чтением, когда мы состязались в стрельбе, мистер Гудкайнд.

— А вы когда-нибудь читаете, мисс Брайтли? — поинтересовался тот снисходительным тоном — словно полагал, что она вообще никогда не держала в руках книгу.

— О, при любой возможности, сэр. — Что отчасти было правдой. Просто веселье последних лет оставляло мало времени для чтения.

Гудкайнд извлек из кармана небольшой томик, похожий на молитвенник, потрепанный от частого употребления. Очевидно, истинная набожность требовала постоянной поддержки.

— Я спросил вас, потому что… Видите ли, я собираюсь опубликовать — за собственный счет, разумеется, книгу заметок о правильном поведении молодых людей и девушек. Я работал над ней около года и теперь все больше убеждаюсь в ее своевременности. Недавно я побывал в лондонском высшем обществе и… Должен сказать, что это — образец безнравственности. Особенно среди молодых людей. Танцы в обнимку, скачки, карты…

Синтия благоразумно молчала, глядя на хохолок волос на его макушке, весело трепетавший на ветру.

У каждого мужчины есть свои достоинства, сказала она себе. Просто нужно их увидеть.

— Возможно, это всего лишь дань молодости, сэр, — осторожно предположила она. — И совет умудренного жизнью человека будет более весомым, если он сам предавался в молодости подобным забавам, а потом раскаялся.

Гудкайнд с восхищением уставился на собеседницу, приятно пораженный, видимо, последним ее словом.

— Вы выдвинули интересную теорию, дорогая. Не могли бы вы развить свою мысль?

У Синтии возникло ощущение, что он не прочь сделать заметки для своей книги.

Она подумала о Майлсе Редмонде и о пауке, восстанавливающем свою порванную паутину, чтобы стала еще прочнее, чем раньше. Это была безупречная аналогия.

— Ну, принято считать… Если срубить ветвь дерева, то оно становится даже в том месте крепче, где была отрубленная ветка, и если вы причинили себе вред из-за… — «Приятного времяпрепровождения», — подумала Синтия. — Из-за чрезмерной фривольности, то разве это не означает, что ваша душа стала сильнее, чем раньше? Разве не требуется больше духовных сил, чтобы преодолеть собственную порочность и превратить ее в добродетель, чем просто поддерживать то, что и так находится в хорошем состоянии?

Как, например, леди Джорджина. Этой девушке не приходится прилагать усилия, чтобы вести себя хорошо, подумала Синтия с неприязнью.

Гудкайнд вздрогнул и уставился на нее в изумлении; казалось, он лишился дара речи. И вид у него был такой, словно он услышал откровение.

Лицо Синтии озарилось улыбкой.

— Я хотела сказать, сэр… Возможно, есть большой смысл в том, чтобы иногда немного… отступать от правил.

Гудкайнд по-прежнему таращился на девушку. Наконец губы его раздвинулись в улыбке, превратившейся в короткий смешок — неохотный, но искренний. И куда менее напыщенный, чем его обычные манеры.

Синтия тотчас же отметила, что и смех его, и улыбка были довольно привлекательны.

Она сцепила руки за спиной, что, как ей было хорошо известно, делало ее грудь более заметной. Всего лишь одно движение, но его было вполне достаточно, чтобы привлечь внимание мужчины, в жилах которого течёт кровь, а не вода.

И мистер Гудкайнд отреагировал должным образом. Взгляд его голубых глаз задержался на ее груди, и он не покраснел, вообще ничуть не смутился. Наоборот, казался бодрым и даже деловитым. Такое присутствие духа напомнило Синтии о том, что он был на войне, видел кровь, пот, грязь и, вне всякого сомнения, тех девиц, что обычно следовали за армейским лагерем.

— Вы позволите сделать вам комплимент, мисс Брайтли?

Синтия впервые слышала, что кто-нибудь просил разрешения сделать комплимент. И уж точно была далека от того, чтобы отказать мужчине в возможности сказать ей что-нибудь приятное.

— Я сочту за честь услышать комплимент от вас, мистер Гудкайнд, — ответила она с торжественным видом.

— Вы можете ввести в искушение даже самого набожного человека.

О! Воистину очень недурной комплимент!

— Я бы не стала опасаться искушения, мистер Гудкайнд. Как мы только что установили, немного порочности — это полезно для души.

Гудкайнд искренне рассмеялся. Синтия к нему присоединилась, и ей снова пришло в голову, что практически любой мужчина может стать обаятельным при надлежащем поощрении.

Она вернулась в дом усталая — хотя весь день ничего не делала, если не считать неудачный выстрел, — и обескураженная. Синтию очень смущал тот факт, что ее мысли и чувства заняты высоким темноволосым мужчиной, подарившим ей котенка. Он злился на себя самого, так как не понимал, почему это сделал. И едва ли это могло быть прогрессом в ее продвижении к браку.

Поскольку же Синтия была практичной особой, то первое, что она сделала, вернувшись, это спросила у слуги, нет ли для нее почты.

— К сожалению, нет, мисс Брайтли, — услышала она в ответ. — Если письмо для вас придет, я сразу же доставлю его в вашу комнату.

Синтия поднялась наверх и провела час в компании дам, собравшихся поболтать за вышиванием. Но она почти не участвовала в разговоре и в конце концов ретировалась в свою комнату. Ей хотелось поиграть с котенком, подумать и, возможно, предаться жалости к себе.

Сняв обувь Синтия, села на постель и взяла котенка к себе на колени, рассчитывая на утешение. Но у того были свои планы. Он выскользнул у нее из рук, как кусочек мыла, и атаковал пальцы на ее ногах. И Синтия, как ни старалась, не могла пребывать в унынии, когда ее пальцы находятся под угрозой.

К обеду она полностью восстановила присутствие духа и была готова возобновить свою кампанию.

Мужчины действительно настреляли куропаток, и их успели приготовить к обеду. За столом много говорили об охоте; кроме того, Майлс, поощряемый собравшимися, опять рассказывал о Лакао. Все были достаточно тактичны, чтобы не говорить мистеру Гудкайнду, что именно сбило его шляпу, а ему удавалось быть чуть менее невыносимым, чем обычно, главным образом благодаря усилиям Синтии.

После обеда Джонатан уговорил Аргоси пойти в «Свинью и чертополох», чтобы принять участие в турнире по метанию дротиков, который Джонатан намеревался выиграть. Аргоси бросил тоскливый взгляд на Синтию, но та успокоила его улыбкой, хотя ничего при этом не пообещала, ведь лорд Милторп и мистер Гудкайнд находились рядом.

Леди Мидлбо захотела лечь спать пораньше.

— Я всегда предпочитаю третий этаж, — сообщила она. — А моя комната — четвертая от лестницы, что очень удачно, потому что четыре — моя любимая цифра.