Ханна Хауэлл - Если он опасен

На прощание она ясно дала понять, что устала от странных отношений: сначала ее ласкали, а потом резко отталкивали и отсылали прочь. Он и сам устал не меньше, однако подозревал, что ее решение не совпадет с его желанием держаться от соблазнительной особы на расстоянии. Аргус предполагал, что мисс Сандан намерена привлечь его к себе как можно ближе, однако вовсе не для того, чтобы заманить в брачную ловушку. Нет, подобное коварство совсем не в духе прекрасной Лорелей.

Впрочем, вряд ли красавица думает о замужестве с отвращением. Юная леди родилась и выросла в аристократической семье, а дамы высшего света никогда не заводили любовников до замужества. Сначала нужно было вступить в законный брак, подарить мужу наследника, а вот потом… к тому же часто от чувства вины освобождало раннее вдовство. Нет, дочери герцога Санданмора подобный сценарий абсолютно не годился — Лорелей никогда бы не пополнила ряды любительниц приключений. Сейчас ее поступками руководила первая страсть, и Аргусу как более опытному предстояло проявить самообладание и мудрость. Мисс Сандан можно было причислить к кругу тех прекрасных дам, отношения с которыми должны развиваться по одному-единственному сценарию: красивое ухаживание, красивое венчание, красивая семейная жизнь и воспитание красивых детей.

Как всегда, приятные мечты разбились о суровую жизненную правду: Аргусу доводилось видеть счастливые супружеские пары, однако в успех брака для того, кто носил фамилию Уэрлок или Вон, он не верил, а заставить себя жениться исключительно ради продолжения рода ни за что бы не смог. У него уже было двое детей, а особой нужды в законном наследнике не ощущалось по той простой причине, что наследства как такового не существовало. Единственное, чем располагал сэр Уэрлок, — это деньги. Никаких домов, а тем более поместий за душой пока не числилось. Большинство его родственников пережили крайне неудачные браки — будь то женитьба или замужество — и не вынесли из семейных союзов ничего, кроме горьких переживаний. А главное, от разлада родителей страдали ни в чем не повинные дети, — глубокие раны на всю жизнь оставляли шрамы в их нежных душах.

И все же обманывать себя Аргус не хотел: будущее рядом с Лорелей неудержимо манило обещанием света и счастья. Но что, если на деле и этот брак превратится в кошмар? Если вдруг случится так, что, подобно женам и мужьям многих родственников, его супруга внезапно изменит отношение к нему и отвернется? Тогда он точно погибнет. Уверенность в этом возникла независимо от обстоятельств и переживаний и предстала в виде холодного неоспоримого факта. А после того, что случилось с двумя его сыновьями, Аргус вовсе не хотел, чтобы еще одна мать отвергла ребенка только из-за того, что он отличается от окружающих.

Сэр Уэрлок протянул руку к бутылке, желая снова наполнить бокал, однако остановился. Нет, так не пойдет. Вино, конечно, притупит боль и на время затуманит разум, однако ни одна из проблем не утратит остроты. Настало время принять решение и действовать по законам чести. Позорно уступать велению плоти, а потом, спохватившись, грубо отталкивать ту, которую только что целовал. Удивительно, что Лорелей до сих пор находит силы поддерживать отношения.

Единственный выход — освободиться от тумана желания и взглянуть на ситуацию трезво и спокойно; ему нужно понять, готов ли он рискнуть, и, следуя примеру недавно женившихся кузенов, попытаться доказать, что кое-кто из Уэрлоков все-таки способен обрести семейное счастье. Нужно только найти подходящую спутницу жизни, способную принять такого супруга, как он, и их будущих детей со всеми посланными свыше способностями и особенностями.

— Черт побери, — пробормотал, наконец, Аргус. — Кажется, вопрос заключается в одном: хочу я жениться или нет.

— Здесь кто-то был.

Аргус посмотрел в ту сторону, куда показывал Яго, заметил следы костра и коротко кивнул. Вот уже три дня в поисках чужаков кузены ездили по самым отдаленным уголкам обширного поместья Санданмор, заглядывали во все ложбинки и овраги, исследовали рощи и перелески, но заброшенное кострище оказалось первой убедительной уликой.

— Наверное, всего лишь браконьер, — усомнился сэр Уэрлок.

— Подождите немного, надо походить вокруг, осмотреть местность, — остановила Олимпия. — Трудно сказать, удастся ли поймать воспоминания, но попробовать все же стоит.

— Далеко не забредай, — предупредил брат.

— Не волнуйся, в лесной чаще мне делать нечего.

Яго улыбнулся:

— Иными словами, она послушалась тебя исключительно потому, что не собиралась лезть в заросли. — Лорд Вон принялся внимательно рассматривать землю вокруг костра. — Если здесь ночевали браконьеры, то им можно посочувствовать: охота удачи не принесла: никаких следов убитой дичи. — Не поднимая головы, он отошел в сторону. — Вот здесь стояли три лошади. Я, конечно, не обладаю даром Бенеда, но следы подсказывают, что и людей было трое.

— Что ж, число убедительное. Корник всегда приходил с двумя сообщниками. — Воспоминание о пытках отозвалось острой болью во всем теле, однако Аргус не позволил себе поддаться слабости. — Судя по их акценту, он нанял этих людей в Лондоне, где-то в районе доков. Так что связь со столицей очевидна.

— В таком случае люди Леопольда непременно выяснят, что к чему. — Яго вернулся, снова придирчиво оглядел угли и сделал вывод: — Три человека. Три лошади. Один костер. Никаких следов дичи или птицы. Нет, браконьеры здесь ни при чем.

Аргус посмотрел туда, где за деревьями скрылась Олимпия.

— В любом случае те, кто грелся у костра, уже далеко. По следам не видно, в какую сторону они уехали? Угли холодные и влажные — огонь явно заливали, а когда — неизвестно. Хорошо бы понять, где искать дальше.

— В лесу. — Яго внезапно насторожился. — Где Олимпия?

Аргус поспешно выхватил пистолет и пошел следом за сестрой. Лорд Вон не отставал ни на шаг.

Олимпия остановилась и огляделась. Она забрела гораздо дальше, чем собиралась. Теперь придется выслушивать нотации брата. Продолжать поиски не имело смысла: уже удалось уловить слабые отзвуки настроения тех, кто побывал здесь прежде: один очень рассерженный человек и двое одержимых страстью к насилию — скорее всего враги Аргуса. Разлитые в воздухе воспоминания о людях совпадали со следами жестокости, которые наполняли тюремную ауру, — только там ярость ощущалась значительно острее. Вот один из всадников безжалостно пришпорил коня; боль и страх животного подсказали, что это вовсе не то смирное, покорное создание, на каких обычно ездят браконьеры и бедные путники. Что ж, информации вполне достаточно.

Олимпия собралась вернуться на поляну, где ждали брат и кузен, но, подняв голову, в ужасе застыла: путь преграждал огромный, страшного вида человек верхом на мощном коне. Она слишком глубоко задумалась и не услышала, как он подъехал. А дальше все случилось точно в ужасном сне: всадник пришпорил коня, подлетел к ней и, сильной рукой схватив за талию, попытался поднять Олимпию на свое седло.