Рене Бернард - Экстаз в изумрудах

«У него, как у красавца Яго в «Отелло», внешность джентльмена, достойного веры, но если я забуду то, что знаю о нем, то погибну. Я устала, но каждый раз, когда вижу его, с трудом вспоминаю, что нужно помнить. Стэндиш-Кроссинг за миллион миль отсюда и кажется нереальным. Что сказала тетя Джейн? Я ничего не выдумала! Она сказала, что Шарлотта была бы жива и здорова, если бы не встретила доктора Роуэна Уэста и не попала во власть его чар. Она сказала, что он в такой же степени в ответе за смерть ее дочери, как если бы задушил ее своими руками. И что, признав это, он повернулся к ней спиной и в Стэндиш-Кроссинге больше не появлялся. И я в ответ за все, что он сделал для меня, обозвала его злодеем и лжецом. Он открыл свой дом и практику, учил меня, хоть я и вынудила его на это. Он был добр и благороден».

С Питером Джеймсом она была едва знакома. Но все же чувствовала себя с ним непринужденно. Он улыбался и, казалось, одобрял ее стремления, в то время как Роуэн во время их первого разговора назвал их абсурдными и сделал все, что было в его силах, чтобы разубедить ее.

«Я ничего не говорю Роуэну о себе не потому, что боюсь его, а потому, что слишком легко могу проникнуться к нему симпатией. Похоже, он и так слишком мне нравится. Неужели мне, как и Шарлотте, угрожает опасность попасть во власть его чар? Но какую опасность он может в себе таить? Разве я уже не потеряла свою репутацию и место в приличном обществе? Пути назад нет! Мне нужно загладить вину и убедить его продолжить обучение. Я должна доказать ему, что искренне раскаиваюсь».

И это было правдой.

День клонился к вечеру, когда наконец зазвонил колокольчик, возвещая о его возвращении. Гейл быстро взглянула в зеркало — тщеславная привычка — и, пригладив волосы, убрала с лица выбившуюся черную прядь. Она нарочно выбрала одно из своих лучших рабочих платьев с набивным рисунком, которое так шло к ее цвету лица и фигуре. Жест незначительный, но она боялась, что нанесла их странным отношениям столь серьезный урон, что даже самое малое старание могло помочь делу.

Гейл так быстро спустилась вниз, что застала его с Картером еще в прихожей.

— У вас усталый вид, доктор. — Картер взглянул на остатки растерзанной шляпы Роуэна. — Что-то случилось, сэр?

— Пусть миссис Эванс посмотрит, что можно сделать с проклятой штуковиной. Должно быть, я случайно сел на нее в карете.

Картер посмотрел на шляпу с сомнением, поскольку тулья висела на одной ниточке, и кивнул:

— Мы сделаем все, что в наших силах.

Картер хотел идти, но Роуэн тронул его за локоть:

— Постойте, Картер. Не беспокойте миссис Эванс. Думаю, что в таком состоянии на шляпу не польстится даже бездомный. Не лучше ли попросить миссис Эванс купить мне новую? У меня открыт счет в галантерейной лавке на Драммонд-стрит. Тео может отвезти туда миссис Эванс. Возможно, она даже обрадуется прогулке.

Картер просиял:

— Ей это понравится, доктор. Но не удивляйтесь только, если она начнет советовать вам купить заодно и новое пальто.

— Не все сразу, Картер. Не все сразу.

— Доктор Уэст, — обратилась к нему Гейл, пока спускалась по лестнице, желая привлечь его внимание до того, как он объявит, что уходит к себе отдыхать.

Картер со шляпой доктора удалился на поиски миссис Эванс. А взгляд Роуэна оставался ясным и выражение лица нейтральным.

— Мисс Реншоу?

— Прошу… прощения.

Она собиралась завязать светскую беседу о теплой не по сезону погоде, но слова извинения вырвались у нее помимо воли.

Стоя на второй ступеньке снизу, она оказалась с ним практически на одном уровне и впервые заметила, что у него глаза цвета английского леса: впечатляющая смесь темно-зеленого с коричневым.

— Я тоже, — отозвался он, наконец, и поднял с пола свой кожаный саквояж. — Если вы не возражаете, я оставлю это в своем кабинете по пути наверх.

Удивленная легкости, с которой получила прощение, Гейл пошла с ним наверх.

— Благодарю вас. Я ожидала, что вы будете сердиться. Утром я вела себя отвратительно.

Они достигли лестничной площадки первого этажа, и он открыл двери своего кабинета.

— Это правда.

Она хотела возразить, но тут поняла, что он улыбается.

— Чем я обязана вашему хорошему настроению, доктор?

— Я зашел в гости к хорошему другу и его жене, и они оба, каждый по-своему, напомнили, что в любом случае мне нужен помощник. — Он вздохнул и весело пожал плечами. — Тео прокатил меня по парку, и когда я поймал себя на том, что заново переживаю утро и теряю контроль…

Ей пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться.

— Вы растерзали свою шляпу и почувствовали себя лучше?

— Как ни странно, это помогло. — Он с улыбкой кивнул и, поставив саквояж возле своего большого, витиевато украшенного письменного стола в центре комнаты, присел на угол, повернувшись к ней лицом. — Больше никаких сражений сегодня, мисс Реншоу, ладно?

Она колебалась. «Он мог бы потребовать, чтобы отныне я вела себя прилично. Мог сказать: «Все, хватит», и я бы с готовностью согласилась. Как ему удается оставаться таким добрым после всего, что я ему наговорила?»

— Согласна. Больше никаких сражений.

— Сегодня.

— Почему бы не потребовать более продолжительного мирного договора?

Он посмотрел на нее долгим взглядом.

— Это несвойственно вашей природе, мисс Реншоу. К тому же если вы будете воевать со мной открыто, у меня, по крайней мере, не будет опасений, что вы перережете мне горло ночью.

Представив нарисованную им сцену, она невольно ахнула, но придержала язык.

— Но я бы попросил вас кое о чем еще, раз вы такая покладистая.

— И о чем это?

— Чтобы вы использовали свою умную голову по назначению и жили своим умом. Ученому не пристало делать скоропалительные выводы на основе чужих слов вместо того, чтобы опираться на свой опыт и наблюдения.

— Вы хотите, чтобы я вам доверяла?

— Я хочу, чтобы вы доверяли своему внутреннему голосу. Я хочу, чтобы вы имели доказательства, прежде чем клеймить меня, мисс Реншоу. Молва имеет право на существование, но не в этом случае. Составьте собственное мнение, не полагаясь на слухи. Если решите, что я худший из худших, так тому и быть. Не навешивайте на человека ярлыки, пока он не проявил себя как злодей. Согласны?

— Согласна, — сказала Гейл и вдруг воскликнула: — Боже!

Увлеченная разговором и поиском прощения, она только сейчас поразилась богатству библиотеки. Все в помещении с высокими, под потолок, книжными полками и антикварными вещицами сквозило теплотой и радушием. Расставленные как попало украшения вызывали невольную улыбку, когда опорой для африканских масок служила статуэтка римской богини Цереры или модель скандинавского судна соседствовала с игрушечным арабским верблюдом, увешанным колокольчиками.