Джулия Куин - Десять причин для любви

Теперь он принадлежал другому человеку. Его поступки… теперь они касались не только его одного. То, что он делал, то, что он говорил… теперь имело значение не только для него. Если он причинит ей боль, разочарует ее…

— Ты выглядишь таким серьезным, — прошептала она и коснулась его щеки. Рука ее была холодной, и он уткнулся в нее, целуя нежную ладонь.

— У меня всегда холодные руки, — промолвила она.

Он почувствовал, что улыбается.

— Ты говоришь это так, словно раскрываешь большой мрачный секрет.

— И ноги у меня холодные.

Он уронил нежный серьезный поцелуй ей на носик.

— Клянусь посвятить остаток своей жизни согреванию твоих рук и ног.

Она улыбнулась своей широкой, ослепительной, роскошной улыбкой, которая так часто переходила в роскошный, изумительный, раскатистый смех.

— Я клянусь…

— …любить меня, даже если я растеряю все свои волосы, — предложил он.

— Согласна.

— Играть со мной в дартс, даже несмотря на то, что я всегда выигрываю.

— Ну, в этом я не была бы так уверена…

— И еще… — Он на мгновение задумался. — Вообще-то это все.

— Неужели? А как же насчет вечной верности?

— Это входит в пункт о моих волосах.

— Дружбе на всю жизнь?

— В том же пункте что и дартс.

Она рассмеялась:

— Тебя легко любить, Себастьян Грей.

Он одарил ее скромной улыбкой.

— Я стараюсь.

— У меня есть еще секрет.

— Правда? — Он облизнул губы. — Я обожаю секреты.

— Наклонись, — велела она.

Он послушался.

— Ближе. — Потом: — Еще ближе.

Он поднес ухо почти к самым ее губам.

— Я повинуюсь тебе во всем.

— Я очень хорошо играю в дартс.

Он начал смеяться. Тихо… но так, что смех сотряс все его тело. Затем он прижал рот совсем близко к ее ушку. Он даже дотронулся до него губами, так что она почувствовала тепло его дыхания, и прошептал:

— Я лучше.

Она протянула к нему руки и, обхватив его лицо ладонями, повернула его так, чтобы ее рот оказался прижатым к уху Себастьяна.

— Ты властная, — промолвил он, прежде чем она успела слово сказать.

— Я «Уинслоу, самая вероятная победительница в дартс» — все, что наконец произнесла она.

— А-а-а… Но со следующего месяца ты уже будешь Грей.

Она вздохнула глубоко и счастливо. Ему хотелось всю остальную жизнь слушать подобные звуки.

— Погоди, — вдруг встрепенулся он, отодвигаясь. Он почти забыл. Он же пришел этой ночью к ней в спальню с вполне определенной целью.

— Я хочу сделать это снова, — объявил он.

Она растерянно склонила голову набок.

— Когда я просил тебя стать моей женой, — сообщил он, — я сделал это не по правилам.

Она открыла рот, чтобы возразить, но он приложил палец к ее губам.

— Я знаю, что это будет против всех твоих естественных порывов, тем более что ты старший ребенок в семье, но сейчас ты станешь молчать и слушать.

Она послушно кивнула, но глаза ее ярко блеснули.

— Я должен спросить тебя снова, — продолжал он. — Я делаю это лишь один раз — ну, несколько раз, но по отношению к одной и той же женщине, — так что обязан сделать все правильно.

А затем он понял, что, в сущности, не знает, что говорить. Он не сомневался, что твердил где-то в голове какую-то речь, но теперь, глядя в ее лицо, в ее внимательно всматривающиеся в него глаза, глядя, как шевелятся ее губы, хотя с них не слетает ни звука…

Все заготовленные им слова куда-то исчезли.

Он был человеком, ремеслом которого была игра словами. Он писал романы, он с необычайной легкостью вел разговоры, а теперь, когда это было так важно, все слова куда-то подевались.

Их просто у него не оказалось. Не было у него слов достаточно хороших для того, чтобы выразить свои чувства. Все, что он мог сказать, было лишь слабым подобием того, что находилось в его сердце. Контурным рисунком вместо сочного и красочного полотна. А Аннабел, его Аннабел, была именно такой красочной картиной, полной сияющего света.

Но он попытается. Он никогда раньше не любил и не собирался влюбляться в другой раз… снова… когда теперь она была в его объятиях, в мерцании свечей. Нет, он должен сделать все правильно.

— Я прошу вас выйти за меня замуж, — произнес он, — потому что я вас люблю. Я не знаю, как это случилось так быстро, но знаю, что это правда. Когда я смотрю на вас…

Он должен был остановиться. Его голос осел, затем у него перехватило дыхание, он должен был глотнуть, чтобы из горла ушел болезненный комок эмоций, мешавший ему выговорить хоть слово.

— Когда я смотрю на вас, — прошептал он, — я просто уверен.

И в этот миг он понял, что иногда хватает самых простых слов. Он любил ее, и ничего больше не было нужно.

— Я вас люблю, — повторил он. — Я люблю тебя. — Он нежно поцеловал ее. — Я люблю тебя и буду горд, если ты подаришь мне привилегию провести остаток моей жизни, делая тебя счастливой.

Она кивнула. Из глаз ее лились слезы.

— Только если ты позволишь мне делать то же самое, — прошептала она.

Он снова поцеловал ее, на этот раз крепче.

— Это станет моей радостью.

Время слов кончилось. Он встал на колени, стащил с себя рубашку и плавным движением отшвырнул ее прочь. При виде его обнаженной груди глаза ее расширились, и он задрожал от желания, глядя, как она медленно потянулась к нему, чтобы прикоснуться к его коже.

А потом, когда она это сделала, когда ее рука легла ему на сердце, он застонал, будучи не в силах поверить, что одно крохотное прикосновение способно так его воспламенить.

Он хотел ее. Господи Боже, как же он ее хотел… как никогда не хотел никого и ничего… как не мог представить себе, что такое бывает!

— Я люблю тебя, — повторил он снова, потому что это чувство переполняло его и рвалось наружу. Он готов был произносить эту фразу без конца. Он твердил это, снимая с нее ночную сорочку, твердил, освобождаясь от остатков своей одежды. Он повторял это, привлекая ее к себе, целиком и полностью, когда между ними не осталось ни лоскутка, он повторял это, устроившись меж ее ног, готовясь совершить последний рывок, войти в нее и соединить их навеки.

Она была такой жаркой, влажной и влекущей, он помедлил, заставляя себя сдерживать бешеное желание.

— Аннабел, — прохрипел он, давая ей эту последнюю возможность сказать «нет», сказать, что она еще не готова, что сначала хочет услышать слова в церкви… Это его убьет, но он остановится. И он надеялся, ради всего святого, что она это понимает, потому что не думал, что может выговорить еще хоть слово, тем более целую фразу.

Он посмотрел вниз, на ее лицо, разгоревшееся от страсти. Она тяжело дышала, и он ощущал каждый ее вдох по тому, как вздымалась и опускалась ее грудь. Он хотел взять обе ее руки в свои и завести их ей за голову, сделать ее своей пленницей и целую вечность держать ее в плену.