Карен Рэнни - Любовь и бесчестье

— Могу я оставить зеркало у себя?

— Я предпочла бы, чтобы, совершив полный круг, оно вернулось туда, где я его нашла, — сказала Мэри.

— Благодарю вас, — произнесла Вероника тихо и вышла из коттеджа.

Ее внимание привлекла фигура на вершине ближайшего холма.

Вглядевшись, она узнала Монтгомери. Она подняла руку, подавая ему знак, и он ответил ей тем же.

Одолженный шотландец? Нет, совсем другой человек. Монтгомери производил впечатление человека, находящегося у себя дома. Только сознавал ли он это?

Глава 30

Монтгомери оставил свой экипаж в Инвернессе и, когда они снова прибыли в город, отправил кучера Вероники с поручением найти Эдмунда Керра и сообщить ему, что в нем нуждаются в Донкастер-Холле.

Однако вместо того чтобы остаться на ночь в Перте или Инвернессе, они предпочли вернуться домой. Следующий рассвет застал их возле дома. Вероника задремала, и Монтгомери обнимал ее за плечи.

Она не сообщила ему, о чем говорила со старой Мэри, а о зеркале сказала, что оно принадлежало Туллохам. Монтгомери не стал это обсуждать и требовать подробностей. Они простились с Элспет и Робертом, собиравшимися остаться с родными Элспет еще на день, прежде чем вернуться в Донкастер-Холл.

— Ты обойдешься без ее помощи? — спросил Монтгомери, когда они покидали Перт.

Вероника ответила ему таким красноречивым взглядом, что он и сам понял: вопрос был глупым.

— У меня никогда не было горничной, пока я не вышла замуж за тебя.

— За последние два месяца многое изменилось.

Монтгомери нежно баюкал ее в объятиях, пока она спала, безмерно благодарный тому обстоятельству, что привело его в ту ночь на собрание Братства Меркайи.

Оказавшись дома, они проспали несколько часов подряд. На рассвете занимались любовью. Он скользнул внутрь ее, и ритм их движений был медленным, сладостным и усыпляющим.

Позже в то же самое утро Монтгомери вернулся в винокурню и нашел там Рэлстона, занимавшегося делами в его отсутствие.

Удалось снять с дерева оставшуюся часть оболочки, и теперь ее клочья лежали на траве. Шелк был слишком сильно поврежден, чтобы его использовать снова, и все-таки Монтгомери был благодарен Рэлстону за его усилия.

— Я поднимусь завтра, — сказал Монтгомери Рэлстону и подождал его ответа.

— На чем, ваша милость? — уточнил Рэлстон хмуро. — Оболочка вся изорвана в клочья, и вы сняли затычки с вашего шара, чтобы поставить их на другой аппарат.

Монтгомери улыбнулся, довольный тем, что Рэлстон уже поднаторел в инженерной науке.

— Ты это знаешь, я тоже, но больше не знает никто. Мне бы хотелось, чтобы ты распространил среди всех остальных слухи о том, что я полечу завтра.

Брови Рэлстона сошлись над переносицей.

— Ваша милость, чуткие уши и длинные языки — вещь хорошая, но к чему все это?

— Кто-то хотел, чтобы мой аппарат упал, Рэлстон.

Его собеседник кивнул, внезапно поняв его мысль.

— Вы хотите устроить западню, сэр?

— Именно так.

— Могу я вам помочь, сэр?

Монтгомери улыбнулся:

— И в самом деле, можешь. Прежде всего, я хотел бы, чтобы ты распространил эти слухи. Во-вторых, дай мне знать, когда прибудет Эдмунд, а в-третьих, будь со мной, когда стемнеет. И прихвати с собой Тома. Нам потребуется подкрепление. Но об этом больше никто не должен знать.

Рэлстон кивнул с самым довольным видом: он гордился доверием хозяина.

Монтгомери принял все предосторожности, вооружившись пистолетом, который захватил с собой из Виргинии. Он спрятал его в одном из котлов из-под виски и принялся обдумывать план вечернего представления. Потом усталый и подавленный уселся на пол и принялся ждать.

Но прежде у него было еще одно дело, даже более важное.

Часом позже он нашел Веронику довольно далеко от Донкастер-Холла на холме.

— Что ты делаешь? — спросил он жену.

— Прощаюсь, — ответила она, не оборачиваясь.

— Со мной?

Сердце Монтгомери упало, пропустив пару ударов.

— Нет, — ответила Вероника, оглядываясь на него через плечо. — С прошлым.

Он подошел к ней ближе, обхватил ее руками за талию и привлек к себе.

— Оглянись, Монтгомери Фэрфакс. Шотландия — не один только пейзаж, — продолжала Вероника, поворачиваясь в его объятиях и прикрывая его локти ладонями. — Это место. Это чувство. Это дух, воля, борьба и сущность самой жизни. Все это здесь. Разве ты не чувствуешь силу и власть здешних мест, Монтгомери?

Он посмотрел на нее сверху вниз. Лицо Вероники светилось, и от ее вида у него захватило дух.

— Мистер Керр назвал тебя одолженным шотландцем, — сказала Вероника, удивив его этими словами. — Ты докажешь его правоту или оспоришь?

— Одолженным шотландцем?

Монтгомери не знал, как это воспринять.

— Ты знал, что он тоже Фэрфакс? — спросила Вероника.

— Только что узнал это.

К его удивлению, она показалась ему раздосадованной.

— У меня не было времени рассказать тебе об этом, — попытался он объяснить. — Я был занят тем, что охотился за тобой по всей Шотландии.

Вероника казалась такой желанной, что Монтгомери привлек ее поближе к себе в порыве чувства, которое и сам не вполне понимал. Она покорилась и растаяла в его объятиях, как всегда, готовая откликнуться, с такой радостью, легкостью и восторгом готовая уступить, что он снова в который раз был очарован ею.

— Я хочу тебя сейчас, — сказал Монтгомери, отлично понимая, что «сейчас» было неподходящее время и место.

Он поцеловал ее за ухом, зажал мочку уха между зубами, потом его губы прошлись вниз по всему ее горлу. И он с трудом заставил себя выпустить ее из объятий.

— Как тебе удается делать со мной такое? — спросил он, отстраняясь и пристально глядя ей в лицо.

Вероника моргнула несколько раз, будто пытаясь вынырнуть на поверхность из сна.

— А я думала, это ты виноват, — ответила она, улыбаясь.

— Я шел сюда кое-что сказать тебе, — начал Монтгомери снова, отступая на шаг от нее. — Ты услышишь, что завтра я собираюсь лететь на воздушном шаре.

Ее лицо показалось ему лишенным выражения, но теперь Монтгомери умел распознавать ее эмоции.

— Я пришел сказать тебе, чтобы ты не беспокоилась, — продолжал Монтгомери, проводя пальцем по ее подбородку.

Вероника отвела глаза и с преувеличенным интересом разглядывала заброшенную хижину арендатора. Наконец повернулась лицом к нему, и взгляд ее был твердым и бестрепетным.

— И как это возможно? — спросила Вероника.

— Доверься мне. Я знаю, что делаю.

Наконец она кивнула, будто нехотя уступая.

Монтгомери было все равно, как защитить Веронику, но он знал, что должен ее защитить. Он не был «одолженным шотландцем», шотландцем на время. Он был таким же упрямым и решительным, как остальные шотландцы, которых он встречал, таким же, как и Вероника.