Валерия Вербинина - Фиалковое зелье

– Поэтому, – продолжал Гиацинтов, – нам надо в точности узнать, что и когда готовится, потому что это может быть очень серьезно… Мы с Антоном Григорьевичем немедленно отправимся на собрание этих господ. Если нам повезет, то, быть может, удастся кое-что подслушать… Вы же немедленно пошлите срочную депешу в Петербург. Да, и этого господина, – он кивнул на секретаря, – велите посадить под замок и крепко стеречь… Он не только наш главный свидетель – он будет отвечать по полной и за измену отечеству, и за гибель Жаровкина, и за покушение на меня… Думаю, его отдадут под военный суд.

Посланник вздрогнул. В гражданском законодательстве Российской империи смертной казни предусмотрено не было – крайними мерами были долгосрочное тюремное заключение или ссылка в Сибирь. Однако в исключительных случаях, когда вина требовала более сурового и решительного наказания, обвиняемый передавался военному суду, в чьей власти было выносить любые приговоры, и смертные тоже.

– Как все это ужасно! – сказал Иван Леопольдович плачущим голосом. – Хорошо, господа… Я сделаю все, как вы хотите…

Владимир кивнул.

– Вот и прекрасно… А теперь, Антон Григорьевич, айда за пистолетами. Когда идешь к волку в логово, следует хорошенько вооружиться…

Синеокая Антуанетта, она же тетушка Евлалия, она же Полина Степановна Серова, терпеть не могла неожиданностей.

Разумеется, неожиданности имели право на существование – в жизни людей обыкновенных, которые подчиняли свое бытие рядовым заботам и мелочам. Возможно, и даже очень вероятно, что это были хорошие люди, но – они не мчались в тряской карете на другой конец Европы, чтобы предотвратить угрозу нашим интересам, не имели отношения к делам государственным и не плели сложные многоходовые интриги, в результате которых, к примеру, могущественные некогда министры лишались поста, власти и влияния и, оставаясь живыми, тем не менее переходили в политическое небытие.

В жизни особого агента, считала Полина Степановна, все должно быть взвешено и выверено, а сам агент должен предусмотреть все варианты развития событий и всегда являться во всеоружии, дабы судьба в образе его врагов не могла застать его врасплох. И неважно, что вы могли припомнить очаровательной Полине Степановне полсотни случаев, когда она сама оказывалась во власти неожиданности и нередко извлекала из нее весьма чувствительные преимущества. Ничто не могло поколебать ее убеждения, что агент, которого можно застать врасплох, немногого стоит – в сущности, не больше, чем тот, кто пускает серьезное дело на самотек.

И надо же было случиться такому, что теперь, когда она находилась на ответственнейшем задании, в чужом обличье (в двух чужих обличьях!), ей раз за разом докучали люди, по поводу которых многоопытный Чернышёв не столь давно убеждал ее, что они лишь послужат ей ширмой и отвлекут недругов от ее собственного расследования.

– Честью клянусь вам, Полина Степановна, – заверял ее граф, – что эти недотепы не доставят вам никаких хлопот, и вы вовсе не должны о них беспокоиться!

Тут-то и случилась неожиданность, ибо недотепы развили бурную деятельность, в два счета выяснили, где именно ухлопали Жаровкина и почему, и с удвоенным пылом, который, с точки зрения Полины Степановны, куда больше подходил для других целей, принялись вести поиски в этом направлении. Стоя в стороне, Полина Степановна… просим прощения, мадемуазель Антуанетта наблюдала за этими поисками с неудовольствием золотоискателя, который застукал на своем участке развеселую компанию гномов-старателей и только по доброте душевной не решается придушить их под покровом ночи.

Вообще с некоторых пор в жизни Антуанетты все безнадежно запуталось, потому что Иоганн Ферзен, встревоженный успехами недотеп, посулил ей большие деньги, если она сумеет втереться к ним в доверие. Пришлось Полине Степановне скрепя сердце подчиниться и, шпионя за коллегами, не упускать из виду собственные интересы. К тому же ей приходилось попеременно изображать не только Антуанетту, но и ее ворчливую тетку, и в конце концов Полина пришла к выводу, что в образе вредной тетушки Евлалии она прямо-таки отдыхает душой. По крайней мере, никто не отваживался писать тетушке любовные письма на 12 страницах, как Добраницкий, и не пытался сделать ей предложение руки и сердца в самый неподходящий момент, как Балабуха. Владимир Гиацинтов писем не писал и предложения – пока – делать не собирался, но он был так мил, так красноречив, так поэтичен! У него был открытый счастливый смех, как у ребенка, и его прозрачные глаза, когда он видел ее, наполнялись трепещущим светом… Такие глаза не лгут, они не могут солгать, даже если их обладатель захочет этого. Полина Степановна чувствовала, что Владимир неравнодушен к ней, более того – что он всерьез увлечен ею. С ее точки зрения, игра зашла слишком далеко, слишком! И вдруг – о счастье – это охлаждение, намек на то, что он не питает в отношении ее серьезных намерений! Бог ты мой, да она готова была его расцеловать! Вот только примитивная ловушка, в которую он замыслил поймать заговорщиков…

«Нет, Сандерсон, конечно, не попадется на такую тривиальную наживку. И Берга им не поймать… – Полина Степановна уже давно догадалась, кто является осведомителем заговорщиков внутри посольства. – В сущности, это не имеет никакого значения. Даже если секретаря схватят, не так уж много он знает…»

Она встряхнулась, прошлась по комнате, зябко обхватив себя руками, хотя вечер был теплый, и тут уловила своим острым слухом звон колокольчика у дверей. Полина Степановна спустилась вниз. Верная Маша уже шла отпирать.

– Кто? – шепотом спросила «Антуанетта».

Маша поглядела в щелку и, повернувшись к хозяйке, выразительной мимикой и несколькими жестами изобразила солидного толстяка с тростью. Служанке удалось передать даже цилиндр, венчавший голову гостя.

Не удержавшись, Полина Степановна прыснула и тотчас же зажала себе рот рукой, чтобы не выходить из образа.

– Сандерсон?

«Немая» горничная энергично кивнула и жестом спросила, пускать ли его в дом. Следует признать, что в искусстве пантомимы плутовке Маше не было равных.

– А ну-ка, отойди, – шепнула «Антуанетта», подходя к двери.

Маша сделала испуганные глаза и указала на голову своей госпожи. Полина Степановна, покосившись в зеркало, заметила, что черный парик сидит на ней криво, и быстро поправила его.

– Ваше лордство, – подала она голос, не отпирая двери, – это вы?

– Я, мисс, – ответил англичанин. – Просто шел мимо и вижу, что ваши окна еще светятся.