Жаклин Санд - Честь виконта

Слуги, знакомые со вкусами и привычками виконта, не стали накрывать завтрак на двух противоположных концах длинного стола; во главе стоял прибор для Сезара, а рядом, по левую руку, – для гостя. Журналист прохаживался по столовой, с любопытством разглядывая картины, резьбу на стенах и задирая голову, чтобы как следует рассмотреть массивную люстру.

Заметив хозяина, гость поздоровался первым; виконт также приветствовал его:

– Добро пожаловать в мой дом, господин Трюшон! Рад, что вы отыскали возможность посетить меня, хотя и получили приглашение в столь поздний час.

– Признаться, я заинтригован, ваша светлость, – заметил журналист. – Обычно люди вашего круга не слишком-то любят якшаться с нами, скромными тружениками пера. В прошлый раз, когда мы имели честь познакомиться, вы, конечно, отвечали на мои вопросы, но – признайтесь – неохотно.

Сезару понравилась открытая манера этого человека говорить то, что думает.

– Я объясню вам, господин Трюшон, или, вернее, вы мне объясните. А пока прошу к столу.

Мужчины уселись, и виконт заметил:

– Вы читали гастрономический календарь Гримо де ля Реньера? Нынче июль, а про июль он писал: «В этом месяце для гурманов наступает время испытаний и наказанья; их мало радуют огороды, полные овощей, и фруктовые сады, все богатство которых воспринимается лишь как средство для утоления голода, как возможность положить что-либо «на зуб». Единственное, что поддерживает любителей обильной трапезы, – это вид подрастающих крольчат, молодых куропаток, зайчат и другой мясистой дичи. Не оставляет их равнодушными и удивительная нежность телят из Понтуаза, а перепела и перепелята порой могут напомнить о радости иных сезонов». Тем не менее, несмотря на скептицизм критика и вашего коллеги, угощение в моем доме достойное.

– Ни в коей мере в этом не сомневаюсь, – сказал Трюшон, – и восхищен вашей памятью, ваша светлость.

– В детстве я очень любил этот календарь, – объяснил виконт.

– Что ж, в таком случае, что пишут там про август? Июль скоро закончится.

– Охотно. Вот что написано про август: «Все тоскуют по хорошему столу; изобилие на полях, столики Парижа перевернуты, а тараканы на диете. Но любители вкусно поесть уже могут поживиться и в этом месяце: отведать паштет из крольчонка с арманьяком, молодую зайчатину по-швейцарски, по-царски и так далее, маленьких куропаток в пироге, а также молодых диких голубей. Это советы гурманов, но я протестую против такой поспешности, я осуждаю это детоубийство и предпочитаю другие блюда».

Господин Трюшон засмеялся.

– Право слово, и мне стоит выучить это наизусть, дабы цитировать особо привередливым дамам! Некоторые морщат носы, стоит им завидеть блюдо, украшенное укропом, и ахают при виде голубей.

– В моем доме с голубями не сложилось; они лишь воркуют на подоконниках, да и только.

Слуги подали завтрак, оказавшийся выше всяких похвал. Тут была и холодная оленина, и омлет с грибами, и душистые груши, что привезли с юга; а еще – вино с собственных виноградников виконта, процветавших в Бургундии.

Некоторое время все внимание мужчин было сосредоточено на трапезе, однако затем Сезар все-таки заговорил о деле.

– Что ж, вы, наверное, поняли, Трюшон, что я пригласил вас сюда из-за интереса к статьям о пожарах.

– Конечно, ваша светлость, – усмехнулся журналист. Его умное вытянутое лицо преображалось, когда он улыбался, и становилось совсем мальчишеским. Но за юношу его принять было нельзя: глубокие складки у носа и на лбу свидетельствовали, что этот человек уже многое повидал на своем веку. – Кроме этих статей, ничего интересного нынче не выходило из-под моего пера.

– Тогда вы понимаете, конечно же, что я спрошу: все ли, написанное в них, правда?

Журналист прищурился и, откинувшись на спинку стула, принялся вертеть в руках бокал, явно размышляя, как ответить. Виконт его не торопил.

Наконец господин Трюшон промолвил:

– Каков ваш интерес в этом деле? Я осведомлен о вашей тяге к раскрытию тайн, ваша светлость, однако здесь тайна если и имеется, то скорее трагичная, чем великая. Какой-то человек возомнил себя, по всей видимости, вершителем судеб, поджигает дома знатных людей и присылает в Сюртэ письма – вот и все. Рано или поздно его поймают, либо он сам исчезнет, опасаясь преследования, и на том дело завершится.

– Мне не хочется, чтобы мой дом также предали огню, – сказал виконт, – но, пожалуй, это не главная причина. Некоторое время я не следил за событиями в столице, полагая, что никогда более не заинтересуюсь окружающими меня тайнами, однако это дело неожиданно пробудило мой интерес. Пускай оно будет простым, мне хочется узнать, кто же стоит за всем этим – и трагическая ли это случайность или же чей-то розыгрыш.

– Кто-то из погибших был вашим другом? – цепко глядя на него, спросил журналист.

– Пожалуй, лишь Фредерика де Надо можно было назвать моим приятелем. Это не личная месть, если вы о том хотели спросить.

Господин Трюшон хмыкнул:

– Коли уж вам так нравится, чтоб все говорилось напрямую, так я и скажу. Все написано в моих статьях – чего же вы хотите больше?

– Значит, письма вправду были?

– Конечно были. – Кажется, журналист оскорбился. – Я не лгу читателям «Ла Пресс». Да за такое меня бы и выгнать могли! Письма имеются, спрятаны в секретном шкафчике шефа Сюртэ, подписаны инициалами I.P. – все, как сказано в газете.

– И есть ли у полиции предположения, кто бы это мог быть?

– Покамест они никого не арестовали и теряются в догадках.

– А что же написано в этих письмах?

– Увы, увы. Этого мой информатор не сказал. Текст известен лишь шефу Сюртэ, а я знаю только об инициалах.

– Но вы же начали расследование, не так ли?

Господин Трюшон скривился:

– Ваша светлость, поиски одного небогатого журналиста – не та дорожка, которая всегда приводит к истине. Будь погибшие лавочниками или сапожниками, я бы все узнал, всех соседей расспросил. Но они – аристократы по праву рождения, а в вашей среде не все любят нашу братию. По правде говоря, вовсе не любят.

Сказал это он, впрочем, бодро: непохоже, будто сей факт сильно огорчал господина журналиста.

– Что ж, возможно, в этом деле я смог бы вам помочь, – задумчиво произнес виконт. Эту идею он взвешивал уже некоторое время, и она ему все больше и больше нравилась. – Вижу, что человек вы честный, да и то, что я успел узнать о вас, говорит в вашу пользу. Как насчет небольшого партнерства, Трюшон?

– Хм! – Глаза журналиста вспыхнули интересом. – И что же вы можете предложить, ваша светлость?

Виконт поднялся и прошелся по столовой, заложив руки за спину. Можно было бы перейти в кабинет, однако Сезар не желал упускать нить столь хорошо завязавшегося разговора.