Филиппа Грегори - Вайдекр, или Темная страсть

Ее лицо осветилось, когда однажды я радостно объявила:

— Он шевелится. Ты можешь его потрогать, если хочешь.

— О, правда? Можно?

Она осторожно приложила ручку к округлости моего живота и замерла в ожидании. Затем, когда Селия почувствовала мягкие удары крохотного тельца, ее лицо озарилось радостной улыбкой.

— О! — воскликнула она в восторге. — Что за сильный ребенок!..

И вдруг тень сомнения мелькнула в ее глазах. Глупая малышка, она только сейчас подумала о Вайдекре.

— А вдруг это будет мальчик? Наследник?

Мое лицо оставалось спокойным, улыбка уверенной. Я была готова к этому вопросу.

— Я знаю, — безапелляционно произнесла я. — Я сказала «он», но я точно знаю, что это девочка. — Я была совершенно спокойна в своей лжи, так как не сомневалась, что ношу в своем чреве наследника Вайдекра. — Этот ребенок будет девочкой, — повторила я опять. — Я обещаю тебе, Селия, а мать всегда знает такие вещи.

Холодные ветры сильно дули и завывали над морем всю долгую зиму, но вот они угомонились, и пришла ранняя, легкая весна. Я тосковала по Вайдекру без памяти, как приговоренный к изгнанию, и едва замечала красоту этого лучшего времени года во Франции. Внезапно стало слишком жарко, и мы не успели насладиться предвкушением тепла. Но мое сердце подпрыгнуло от радости, когда я, взглянув на календарь, поняла, что если все будет хорошо и дитя появится вовремя, то я могу вернуться домой как раз, чтобы успеть взглянуть на дикие желтые нарциссы, цветущие в нашем лесу.

Женщина, выбранная нами в качестве акушерки, имела хорошую репутацию, ее часто приглашали к себе знатные дамы. На случай возможных осложнений мы также запаслись адресом знающего хирурга. Но к моему собственному удивлению, я бы предпочла обратиться к разумному и внушающему доверие своей компетентностью доктору Мак-Эндрю. Одна мысль о том, как бы он удивился, узнав, что очаровательная мисс Лейси намеревается рожать ребенка во Франции, заставила меня улыбнуться. Однако, когда старая повитуха стала натирать маслом мой живот, а Селия принялась разбрасывать засушенные цветы и травы у двери и сыпать в камин специальные порошки, я поморщилась от раздражения. Разумеется, я бы предпочла осмотр доктора Мак-Эндрю и его честное предупреждение о том, будут ли роды тяжелыми, этим глупым суевериям.

Когда пришло время, это оказалось на удивление легко, как объяснила акушерка, благодаря моим занятиям верховой ездой в раннем возрасте. Я проснулась ночью, вся мокрая, и тихо сказала: «Боже мой, начинается». Я сказала это почти шепотом, но Селия услышала мои слова через стенку и была со мной уже через минуту. Она тут же послала за акушеркой, достала маленькую колыбельку и поставила горшок с горячей водой на огонь. Затем спокойно уселась рядом со мной и принялась ждать.

Это происходило так, будто вам приходилось толкать тяжело груженную телегу или подбрасывать наверх копны сена. Трудная работа, но осторожность удерживала меня, чтобы с моих губ не сорвалось чье-либо имя.

Лицо Селии стало белым как стена, и она тревожно сжимала мои руки. Я же, выгибаясь на кровати, ясно представляла очертания тельца моего сына, как он, трудясь, прокладывает себе путь из моего чрева.

— Poussez, [8] Толкайте, тужьтесь (фр.) . мадам! — воскликнула акушерка.

— Poussez! — закричала вдова.

— Они говорят — тужьтесь, — выдохнула Селия, обессиленная всем этим шумом.

На минуту меня рассмешила комедийная сторона всей этой картины, но затем я забыла обо всем, захлестнутая нахлынувшей волной боли, и почувствовала, как мой возлюбленный мальчик продвинулся еще на дюйм.

— Arretez, arretez! [9] Выходит, выходит (фр.) . — вскрикнула акушерка и, внезапно наклонившись, приняла уголком своего чистого передника нечто, мне уже не принадлежащее.

Глаза Селии наполнились слезами, и мы услышали тоненький звук. Мой сын, мой наследник, приветствовал этот мир жалобным плачем, он извивался и сучил ножками, как рыбка, выброшенная на берег из полноводья моего тела.

Я глядела в его глаза, такие синие, синие, даже белки у них были голубыми, как утреннее небо над Вайдекром. Я коснулась его влажной головки, покрытой каштановым пушком, напоминавшим по цвету мои волосы. Я смотрела на его крошечные, как горошины, пальчики, увенчанные очаровательными в своей совершенности ноготками.

— Vous avez une jolie fille, [10] У вас чудесная дочка (фр.) . — одобрительно сказала что-то акушерка и занялась простынями.

— Это девочка, — сказала Селия в священном восторге.

Я не понимала ни одного слова, ни по-французски, ни по-английски. Ребенок, которого я носила так долго и осторожно, ради которого я трудилась всю ночь, был мой сын, наследник Вайдекра. Он будет концом и триумфом моих прегрешений и долгой борьбы. Это было дитя, которое должно унаследовать бесспорные права. Это был мой сын, мой сын, мой сын.

— Какая чудесная девочка! — повторила Селия.

Я так резко отвернулась к стене, что ребенок чуть не упал, и только быстрые руки Селии успели подхватить его и прижать к груди. Дитя зашлось в крике и все плакало и плакало на руках Селии.

— Заберите этого маленького выродка, — сказала я с ненавистью, не заботясь о том, что меня слышат. — Унесите его отсюда. Ты, кажется, хотела девочку, вот и получай ее. Только от меня ее уберите.

За всю ночь я ни разу не пожалела о своих словах, хотя слышала постоянный плач и звук шагов Селии, пытающейся укачать голодного ребенка. Она напевала ему колыбельную, все тише и тише по мере того, как проходила ночь. Я задремала от этого звука, а затем проснулась от гневного и горького разочарования. Всю мою жизнь мне отказывали в праве на Вайдекр. И я, которая любила эту землю больше любого из нас, которая служила ей лучше, чем кто-либо другой, которая все сделала ради нее, была разочарована опять.

Один подарок судьбы мог сделать меня матерью наследника Вайдекра. Хранила бы я этот секрет в моем сердце в течение всей жизни или однажды прошептала бы его на ухо моему взрослому сыну, показало бы время. Сейчас же я обрела ненужную бесполезную девчонку, которая будет вытеснена первым же родившимся у Селии мальчиком и после замужества будет изгнана из Вайдекра так же, как это собирались сделать со мной.

Она погубила все мои планы, и я все еще не могла смириться с горьким разочарованием. Долгое, долгое ожидание ребенка, затем роды, и все это ради того, чтобы произвести на свет жалкую девчонку, — нет, это было слишком горьким укором. В моих пустых снах я горевала о неродившемся ребенке, сыне, которого я создала в своем уме с гордостью и нежностью. И мои горестные мысли обратились не к Гарри, а к Ральфу, и я сказала ему: «Я тоже лишилась всего. Ты не один пострадал во имя Вайдекра. Ты потерял ноги, а я потеряла сына». Ральф, он мог бы понять мое горе.