Филиппа Грегори - Вайдекр, или Темная страсть

Ни выражение лица, ни взгляд Селии не смягчились в ответ на извиняющийся тон моих слов.

— Ее положение отличается от твоего и Гарри, — ровно продолжала она. — Я не вижу причин, почему она должна получить такое же воспитание.

— Но она дитя Вайдекра! — воскликнула я в удивлении. — Разумеется, ей следует все знать о ее земле. Это ее дом, так же как и мой. Она принадлежит этой земле так же, как принадлежу ей я.

Селия слегка вздрогнула, и щеки ее порозовели.

— Нет, — сказала она. — Она не принадлежит этой земле так, как принадлежишь ей ты, Беатрис. Я не знаю, каковы твои планы, меня это не касается. Я пришла в этот дом, чтобы жить здесь со своим мужем, вашей матерью и тобой. Но моя дочь не будет жить здесь всю жизнь. Она выйдет замуж и оставит этот дом. Здесь она проведет свое детство, но затем, я надеюсь, она поступит в школу и уедет отсюда. Кроме того, она будет часто гостить у своих друзей, и Вайдекр не станет для нее единственным местом в мире. В ее жизни будет много других вещей, а не только дом и земля. У нее не будет детства, какое было у тебя, у нее будут другие интересы и другая жизнь.

— Как пожелаешь, — коротко взглянув на Селию, пробормотала я таким же холодным тоном. — Ты — ее мать.

Затем я повернулась на каблуках и оставила ее посередине гостиной. Я прошла в контору, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней. Так я простояла долго-долго.

Джулия находилась всецело на попечении Селии. Все делалось только так, как хотела она. Моя мама предлагала к каждому кормлению ребенка добавлять одну ложку мелассы [11] Меласса — черная патока. или, в крайнем случае, меда. Селия не позволила этого, и ребенок не получал ничего, кроме молока. Гарри попробовал дать ей однажды маленький глоток портвейна из своего стакана, но Селия страшно всполошилась. Мама хотела, чтобы малышку продолжали пеленать, но Селия, с изысканной вежливостью, — она всегда разговаривала с нашей мамой очень любезно, — воспротивилась и настояла на своем.

Мама боялась, что ручки и ножки Джулии будут кривыми, если ее перестать пеленать, но Селия не соглашалась с ней и даже обратилась за поддержкой к доктору Мак-Эндрю. Он всячески поддержал такое решение и пообещал, что, напротив, Джулия вырастет более сильным и здоровым ребенком, если ее пораньше перестать пеленать.

Мнение доктора Мак-Эндрю очень много значило в нашем доме. В наше отсутствие он стал другом и доверенным лицом мамы, которая рассказала ему, как я полагаю, очень многое о себе и о своей семье. Вероятно, она не преминула рассказать ему о тех проблемах, с которыми столкнулась, когда воспитывала меня. Я не сомневаюсь, что так и было, поскольку меня настораживало выражение его глаз, когда он смотрел на меня. Казалось, ему очень нравилось то, что он перед собой видел, но вместе с тем что-то во мне его забавляло.

В первый раз, когда мы встретились после нашего возвращения, я чувствовала себя довольно неловко. Я сидела в гостиной и разливала чай, когда доктор Мак-Эндрю вошел с обычным визитом к Джулии и завязал со мной светскую беседу. Он вел себя как хорошо воспитанный человек, который не обращает внимания на смущение и румянец собеседника.

— Вы выглядите так, будто Франция пошла вам на пользу, мисс Лейси, — заметил он.

Глаза мамы зорко наблюдали за нами, и я поспешила выдернуть мои пальцы из его руки и усесться обратно в кресло.

— Это и вправду было так, — спокойно ответила я. — Но сейчас я рада вернуться домой.

Я налила доктору чай и, протягивая ему чашку, постаралась, чтобы рука моя не дрожала. Чтобы заставить меня нервничать, требовалось кое-что побольше, чем теплая улыбка доктора Мак-Эндрю.

— Пока вы отсутствовали, у меня появилось новое приобретение, — светски продолжал он. — За границей я купил новую скаковую лошадь, чистокровного араба. Мне было бы интересно узнать ваше мнение о ней.

— Араб! — протянула я. — Боюсь, что мы с вами не сойдемся во мнениях. Для нашего климата я предпочитаю лошадей английских пород. Хотела бы я взглянуть на арабского скакуна после целого дня охоты.

Доктор рассмеялся.

— Ну что ж, я готов держать с вами пари. Ставлю своего Коралла против любого жеребца из ваших конюшен, либо в свободной скачке, либо в скачке с препятствиями.

— О, скачки, — без интереса протянула я. — Тут я не стану с вами спорить. Я знаю, что эти лошади очень хороши на коротких дистанциях, но их главный недостаток — отсутствие выносливости.

— Я целый день езжу верхом на Коралле по вызовам, а к вечеру тем не менее он прекрасно идет галопом по холмам. Мисс Лейси, вы недооцениваете мою лошадь, — шутливо настаивал он.

— Мой папа всегда говорил, — рассмеялась я, — что невозможно найти общий язык с человеком, который продает землю или купил лошадь. Я не стану пытаться убедить вас. Позвольте мне взглянуть на вашего Коралла весной, и тогда мы, возможно, придем к общему мнению. После того как вам в течение всего года придется покупать у своего торговца зерном только овес для вашего чистокровного жеребца, вы, возможно, согласитесь со мной.

Молодой доктор улыбнулся, его глаза смотрели открыто.

— Конечно, я ухлопаю на него целое состояние, — легко согласился он. — Но по-моему, можно только гордиться, что ты разорился на содержание прекрасного животного. Я предпочитаю тратить деньги на овес, чем на свою кухню.

— О, ну тут я с вами согласна, — улыбнулась я. — Лошади — это самое главное в домашнем хозяйстве.

Я стала рассказывать ему о лошадях, виденных мною во Франции. О тех жалких клячах, которые тащатся по улицам, и о тех прекрасных животных, которых я видела в конюшнях дворян. А он продолжал рассказывать мне о своем драгоценном Коралле. И так мы болтали о породах и экстерьерах лошадей, пока в гостиную не вошли Гарри и Селия в сопровождении няни с ребенком на руках. И все разумные речи стали невозможны в этот вечер, так как ребенок как раз научился держать свои игрушки.

Но при прощании доктор Мак-Эндрю взял кончики моих пальцев в свою руку и спросил:

— Итак, когда вы бросите ваш вызов, мисс Лейси? Коралл и я готовы. Мы должны устроить скачку. Маршрут и расстояние — по вашему выбору.

— Вызов? — переспросила я и рассмеялась.

Гарри услышал наши голоса и оторвался от колыбельки, над которой он с увлечением раскачивал свои часы.

— Думаю, ты проиграешь, Беатрис, — предупредил он меня. — Я видел лошадь Мак-Эндрю, она не похожа на обычных изнеженных арабов. Это нечто гораздо более впечатляющее.

— На Тобермори я могу состязаться с любым арабом, — ответила я, называя лучшую лошадь из нашей конюшни.

— Отлично, я ставлю на тебя, — отозвался Гарри с энтузиазмом. — Пятьдесят крон, сэр?

— Ого! Но я ставлю сотню, — шутя ответил доктор Мак-Эндрю.