Филиппа Грегори - Вайдекр, или Темная страсть

Но она оказалась приятно удивлена. Мама была готова передать ей всю свою власть, но она поняла, что Селия ничего не просит, ничего не берет и ничего не ожидает. Единственный случай, когда она осмелилась, чуть ли не шепотом, высказать какие-то пожелания, касался удобств и прихотей Гарри, и в этом она являлась преданной союзницей мамы, которая также была преисполнена забот о своем любимом мальчике.

Наш Страйд, который был опытным дворецким и отличал знать, одобрительно кивал Селии и поддерживал ее. Остальные слуги следовали его примеру и выказывали ей должное уважение. Никто не боялся Селии. Но все любили ее. Ее безоговорочная преданность Гарри, маме и мне сделала нашу жизнь в то лето более светлой.

Я тоже была счастлива. Каждое утро я верхом выезжала осмотреть наши поля и проведать овец на пастбищах. После обеда я проверяла счета, писала деловые письма или принимала посетителей, толпившихся в моей приемной. Перед тем как переодеться к обеду, мы с Гарри гуляли в розовом саду, среди подросших кустов, или шли дальше к Фенни, болтая и сплетничая. За обедом я садилась напротив Селии, по правую руку от Гарри, и мы вкушали превосходный обед, приготовленный новым поваром.

После обеда Селия играла или пела для нас, или Гарри читал, или же мы с ним болтали вполголоса, сидя на подоконнике, пока мама с Селией разучивали дуэты или склонялись над своим шитьем.

В то лето все в нашем доме были на вершине счастья, жизнь протекала без конфликтов и греха. Всякий видевший нас, как, например, доктор Мак-Эндрю, мог подумать, что мы узнали какой-то секрет любви и теперь можем жить так дружно и любовно все вместе. Даже мой темперамент не докучал мне в то лето. Теплота улыбок, обращенных ко мне, мягкие тона в голосе Джона Мак-Эндрю, когда он говорил со мной, то целомудренное волнение, которое мы испытывали, гуляя с ним в сумерках по саду, — всего этого было достаточно для меня тем чудесным поздним летом. Я не была влюблена, совсем нет. Но все в докторе: и то, что он заставлял меня смеяться, и его взгляд, когда мы встречались глазами, и то, как сидел верховой костюм на его плечах, и его улыбка при прощании, и прикосновение его губ к моей руке, — все эти крохотные тривиальные мелочи заставляли меня радостно улыбаться, встречая его. Тем не менее мне казалось, что это ухаживание было слишком очаровательным, чтобы продолжаться слишком долго.

Конечно, это могло скоро окончиться. Если бы доктор продолжал идти выбранным им путем и сделал серьезное предложение, то он встретил бы такой же серьезный отказ, и все это невинное, замечательное время разом бы кончилось. Но пока что оно продолжалось. И каждое утро я просыпалась с улыбкой на губах и, лежа, перебирала в памяти все его слова и жесты. И начинался мой день с легкого возгласа удовольствия, потому что меня ждали то обещанная им книга, то прогулка на его бесценном Коралле, то букет цветов.

За мной прежде никогда не ухаживал мужчина моего круга, и теперь я была новичком в подобного рода делах. Меня радовало и удивляло то, как он касался моих пальцев, когда я передавала ему чашку чая, и то, как наши глаза встречались в переполненной людьми комнате. Мне нравилось знать, что в ту же секунду, когда я вхожу, например, в Зал ассамблей в Чичестере, он уже видит меня и прокладывает ко мне путь. Танцуя с кем-нибудь другим, я улыбалась при мысли, что, где бы я ни находилась, доктор неизменно осведомлен о моем присутствии. Когда же подавали чай, он непременно оказывался рядом с моим стулом с тарелочкой моих любимых пирожных, и глаза всего зала бывали устремлены на нас.

Я была так поглощена этим едва продвигавшимся ухаживанием, что совершенно забыла о бдительности в отношении Селии и Гарри и о своей к нему страсти. Упрочив свое положение в поместье, ныне всеми признанное, я не нуждалась больше в обладании самим хозяином Вайдекра. Гарри мог оставаться моим деловым партнером, моим помощником. Если я была в безопасности на этой земле, мне не нужен был ее хозяин как любовник.

И вот именно Селия, которая так много сделала, чтобы создать этот оазис спокойствия, именно она и разрушила его. Из всех людей, которые пострадали от этого, именно она пострадала больше всех. Так как это была именно Селия, то надо понимать, что ошибка произошла из-за любви.

Леди Хаверинг была удивлена, выпытав у Селии, что они с мужем занимают разные спальни. Моя мама постоянно напоминала о необходимости упрочить сыном успех первого чада. Кристально честная совесть Селии напоминала ей во время ее ночных молитв, что она не выполнила свой долг перед Гарри. Но что было самым главным для Селии, Гарри и, конечно, для меня, так это то, что она научилась любить его.

Гарри, которого она видела каждый день от завтрака до обеда, оказался вовсе не тираном и не монстром. Она слышала, как мама делает ему выговор за опоздание к завтраку, а его сестра поддразнивает его за неумение хозяйствовать; она видела, что все упреки и поддразнивания он воспринимает с непоколебимым спокойствием доброй и ласковой натуры. Устройство их семейной жизни он принял с безответной покорностью. Он никогда не отпирал дверь Селии, соединяющую их спальни, хотя, как она знала, у него был свой ключ. Он всегда входил в ее комнату из коридора и только предварительно постучав. Приветствуя ее по утрам, он целовал ее руку с неизменным уважением, а прощаясь с ней после ужина, с нежностью целовал ее в лоб. Мы были дома уже три месяца, и он ни разу не сказал ни одного резкого слова в ее присутствии и ни разу не выказал вспышки гнева. В растущем изумлении Селия, к своему счастью, обнаружила, что она замужем за самым лучшим человеком на свете. Конечно, она полюбила его.

Обо всем этом я могла догадаться, видя, как Гарри с улыбкой нежности наблюдает за Селией, прогуливающейся с малышкой. Все это я могла услышать в ее голосе, вздрагивающем, когда она говорила с Гарри. Но я ничего не видела и не слышала до того позднего сентябрьского дня, когда Селия встретилась мне в розовом саду. Она стояла с парой элегантных серебряных, но совершенно бесполезных ножниц и корзиной роз в руках. Я возвращалась с выгона, где мне нужно было проведать одного из жеребцов, повредившего сухожилие. Я спешила домой за пластырем для поранившегося животного, и в эту минуту Селия задержала меня, предложив мне для бутоньерки одну из поздних белых роз. Я остановилась понюхать это сокровище, с улыбкой поблагодарив ее за подарок.

— Ты не чувствуешь, что они пахнут маслом? — мечтательно спросила я, опустив нос в корзину с цветами. — Маслом, и сливками, и как будто еще и лимоном.

— Ты говоришь так, будто это пудинг, — улыбаясь, сказала Селия.

— А ведь правда, — продолжала я. — Почему бы не заказать пудинг из роз. Как было бы славно есть розы. Судя по запаху, они должны быть мягкими и сладкими.