Филиппа Грегори - Вайдекр, или Темная страсть

— Что могло вызвать мамин приступ?

Комната была освещена только призрачным лунным светом, лившимся через окно.

Он смотрел на меня, сморщившись, как маленький ребенок, внезапно разбуженный и не понимающий, где он.

— Я не знаю, — выговорил он. — Она все время повторяет «Гарри», «Беатрис», будто только вы двое можете спасти ее. Но я не знаю, что это значит. И почему она говорит: «Я только пришла забрать свою книгу». Ты понимаешь что-нибудь, Беатрис?

— Нет, Джон. — Я лгала снова и снова. — Не понимаю. Очевидно, что-то ее сильно расстроило, но я не знаю, что это могло быть и какую книгу она читала.

Тут он обернулся ко мне, и я поняла, что вот сейчас он забыл о своей пациентке и вспомнил о своей жене.

— Уходи, Беатрис, — жалобно произнес он. — Бог свидетель, я хочу простить тебя и забыть все, что произошло, но я так устал. Я сделал для твоей мамы все, что нужно, я уверен, что она будет жить. Я обещаю тебе, что поговорю с тобой завтра. Но сейчас мне нужно остаться одному. Я должен пережить это. Все в моей жизни перевернулось вверх дном. Дай мне немного времени. Завтра я стану самим собой.

Я кивнула и наклонилась поцеловать его лоб.

— Мне очень жаль, — сказала я, и на этот раз не солгала. — Я сделала так много плохого, ты даже не знаешь сколько. Но я очень сожалею о том горе, что причинила тебе. Я люблю тебя, поверь мне.

Его рука слегка коснулась моей, но только слегка.

— Я знаю, Беатрис. Пожалуйста, оставь меня сейчас. Я пьян и устал, мне трудно говорить.

Наклонившись, я еще раз поцеловала Джона и, как могла тихо, вышла из библиотеки. У двери я помедлила и оглянулась. Он уже был погружен в себя. Я видела, что он налил еще стакан, сделал глубокий глоток. Мир показался мне горьким и жестоким.

Я не могла сидеть спокойно в библиотеке и размышлять. Наверху стонала в кровати моя мать. А моя земля звала меня к себе. Как всегда, меня ждала работа.

Гарри сидел рядом с мамой, его лицо было таким же белым, как и ее.

— Беатрис, — вскинулся он, едва я вошла в комнату. Он оттащил меня от кровати и заговорил свистящим шепотом: — Беатрис, мама знает! Она видела нас! Она говорит об этом во сне. Что нам делать?

— Прекрати, Гарри! — грубо оборвала я его, не в состоянии успокаивать его совесть в то время, когда мой муж нуждается в отдыхе от моего присутствия, а сердце моей матери готово разорваться от моего приближения, будто я демон Смерти.

— Прекрати, Гарри! Все слишком плохо для того, чтобы ты тут разыгрывал королеву-девственницу.

Гарри, пораженный моим тоном, уставился на меня, и я подтолкнула его к выходу.

— Одному из нас надо остаться с мамой, чтобы дать ей лекарство. Я побуду здесь до трех или четырех часов, а ты пока отдохни. Сейчас иди и спи.

Он открыл рот, чтобы возразить, но я опять подтолкнула его.

— Ох, иди уж, Гарри! Я просто больна от этой ночи и от тебя. Иди вздремни сейчас, чтобы я могла поспать позже, а утром мы постараемся решить, что нам делать.

Отчаянный тон моих восклицаний прервал стародевические вздохи Гарри, и он, не говоря больше ни слова, поцеловал мои сжатые кулаки и исчез в коридоре. Я повернулась на каблуках и направилась к маминой постели, как приговоренный идет на эшафот.

Мама опять застонала и заметалась на подушках, но под влиянием лауданума быстро успокоилась. Мне предстояло не очень приятное бодрствование. Внизу находился мой муж, который предпочел напиться и заснуть, чем разговаривать со мной. В своей спальне Гарри уже свернулся калачиком, согревшись в чистом и безгрешном тепле Селии. Мама в своей постели боролась со смертельным зрелищем, вероятно стоявшим перед ее глазами. Одна я бодрствовала этой ночью. Как ведьма, я сидела на стуле, следя, как серебряный лунный свет ткет свою паутину между мной и маминой кроватью. Я сидела, набираясь сил от спящей черной земли за окном, и выжидала.

Спустя некоторое время я поднялась и склонилась над мамой, она забеспокоилась, будто почувствовав мой взгляд, но не проснулась. Я всмотрелась в ее бледное лицо, прислушалась к прерывистому дыханию и удовлетворенно улыбнулась. Подошло время дать маме лекарство. Пора будить Гарри.

Как привидение, я выскользнула из комнаты и постучала к ним в дверь. Открыла мне Селия.

— Гарри спит, — ответила она шепотом. — Он сказал мне, что ваша мама больна. Может, я пойду посижу с ней?

Я улыбнулась. Все складывалось как нельзя лучше после того, как лунный свет показал мне дорогу к маминой кровати.

— Спасибо, Селия. Спасибо, моя дорогая, — благодарно прошептала я. — Я так устала. — Я протянула ей флакон лауданума.

— Дай ей это через полчаса, — сказала я. — Прежде чем возвращаться в библиотеку, Джон объяснил мне точно, что надо делать.

Селия взяла лауданум и кивнула.

— Я уверена, что это ей поможет. Как себя чувствует Джон?

— Он сейчас отдыхает, — ответила я. — Он был так внимателен к маме, Гарри потом тебе расскажет. И так ясно все объяснил.

Селия опять кивнула.

— А теперь иди и поспи, — велела она. — Я позову тебя, если что. Сейчас тебе нужен отдых, Беатрис. Я дам ей лауданум, как велел Джон.

Оставив Селию с мамой, я тихо спустилась по лестнице. Около библиотеки я немного помедлила, затем толкнула дверь и вошла.

Звезды и луна заливали все неясным светом, и я могла видеть, как опустился человек, однажды полюбивший меня. Он все еще сидел на стуле, но ночью его вытошнило, и его дорожный жакет, ботинки и все вокруг было заляпано рвотой. К тому же он разбил свой стакан и, видимо, пил прямо из бутылки, потому что она была пуста. Его сумка с медикаментами валялась на полу, и все таблетки и склянки высыпались из нее.

Не отводя глаз от непристойно раскинувшегося, мокрого, запачканного тела, я медленно-медленно попятилась к двери, затем закрыла ее за собой и заперла на ключ. В мои планы совсем не входило, чтобы преданная прислуга или камердинер почистили молодого мужа мисс Беатрис прежде, чем она его увидит.

Затем я проскользнула в западное крыло, в свои комнаты.

Моя служанка спала, поэтому я сама скинула свое платье и потное белье. Целых полжизни назад оно лежало подо мною скомканное, чтобы не мешать мне совокупляться с Гарри. Я с отвращением бросила его на пол. Из шкафа я достала пеньюар, розовый и манящий, как ранняя заря. Сегодня мне понадобятся все мои силы. Вода в кувшине была очень холодная, но я брызгалась и обливалась ею, пока не почувствовала себя бодрой и посвежевшей. Из всех людей в этом доме я одна должна быть отдохнувшей и сосредоточенной. Сегодняшний день может перевернуть всю мою жизнь. Мне ничего нельзя упускать.

Я скользнула в прохладный шелковый пеньюар, накинула на плечи шаль и уселась на стул. Прошло, должно быть, около часа, как я оставила Селию, но я продолжала спокойно ждать, поставив ноги на маленькую скамеечку. Вдруг я услышала неистовый стук в дверь и отчаянный голос Селии, зовущий моего мужа: