Жаклин Санд - Мадам Флёр

– Вы знаете его?

– Да, знаю. Он из тех людей, что лижут сапоги президенту, рассчитывая на дополнительные почести. Он изворотлив, словно змея, смазанная маслом. Лесть никогда не исходит от великих душ, она – удел мелких душонок, умеющих становиться еще мельче, чтобы войти в жизненную сферу важной персоны, к которой они тяготеют… Так вы говорите, он принимает ставки?

– Так сказала маркиза де Лефевр.

– Что ж, старой сплетнице можно верить – факты она обычно не искажает. Все это воняет политикой. Слишком сильно.

– Вы полагаете, это не просто чья-то глупая инициатива?

– Какая уж тут глупость, если в ход пошло оружие? Вы жили еще в Бордо в прошлом году, а в декабре тут такое творилось. Все идет к тому, что скоро у нас будет империя, это ясно. Во время смотра еще в октябре два года назад в Сатори кавалерия кричала, приветствуя президента: «Да здравствует Наполеон, да здравствует император!» Тогда-то и были посеяны первые семена. Или еще раньше. Пехота, предупрежденная генералом Неймейером, что по военному уставу в строю обязательно молчание, продефилировала перед президентом молча. А через несколько дней Неймейер был уволен; легко отделался, я считаю. Главнокомандующий парижской армией, генерал Шангарнье, дневным приказом, прочитанным по войскам, запретил солдатам какие бы то ни было восклицания в строю. Несколько месяцев спустя Шангарнье также получил отставку. Во время прений по этому поводу в палате Тьер тогда сказал: «Империя уже создана». И он как в воду глядел. Ничем хорошим ни для него, ни для остальных это пока не закончилось. Тьер, а также генералы Бедо, Кавеньяк, Шангарне, Ламорисьер, Лефло, полковник Шаррас – все были арестованы в прошлом декабре. А потом случилась та бойня. Вы, наверное, читали о ней в газетах. Уцелевшие члены национального собрания, во главе которых стояли Мишель из Буржа, Гюго, Фавр, Боден, собирались то тут, то там, повсюду разгоняемые полицией и войсками, взывали к борьбе, расклеивали прокламации, но и они не обнаружили ни большой энергии, ни единодушия. Возникли баррикады; там же позже прикончили Бодена, остальные разбежались. Множество людей, не принимавших никакого участия в протесте против переворота, были убиты или схвачены и расстреляны; в числе убитых – женщины и дети; за этим последовали массовые ссылки в Кайенну и Ламбессу. Я был в Париже в тот день, четвертого декабря. Поверьте, я не стану никогда подробно рассказывать об этом вам.

Его лицо посуровело, приобретя сходство с ликами викингов – какими их изображали на старых гобеленах. Флер даже содрогнулась, уловив в выражении лица виконта непримиримую жесткость, не имевшую ничего общего с образом того человека, которому она уже начала немного доверять.

– Вы были на баррикадах?

– Недолго. Я не люблю политику, не люблю то, как она давит, и я лишь впустил в свой дом некоторых беглецов, а потом притворился, будто их там нет. И я многое передумал с тех пор. Я знаю, что Эмиль Мэтье был одним из тех, кто отдавал приказы об избиении.

– Что же, он военный?

– Нет. Но он близок к президенту, – виконт скривился, – точнее, к императору, хоть тот и уверяет, что желает сохранить республику. «Она никому не угрожает и может успокоить всех. Под ее знаменем я хочу вновь освятить эру забвения и примирения», – процитировал Сезар. – Не получится. Франция никогда не была излишне спокойной страной. Что ж, я готов к переменам… однако такие люди, как Мэтье, желающие выслужиться и урвать кусок побольше от жирного пирога власти, противны мне… Вы не слушаете, Флер.

Виконт был прав: она смотрела в окно, не отрываясь.

– Куда мы едем? – спросила Флер пронзительным голосом. – Не на улицу Вье-Коломбье…

Сезар резко двинулся – она и забыла, какими стремительными могут быть его движения – и выглянул в окно. Карета с бешеной скоростью летела по улице; Флер очень плохо знала Париж и даже не предполагала, где они сейчас находятся.

– Ваш кучер, что, с ума… – начал Сезар и осекся. Он сел обратно, окинул быстрым взглядом Флер. – Так. Прыгать на такой скорости мы не можем. Но когда карета сбавит ход…

Госпожа де Виньоль была с ним согласна: покинуть карету, несущуюся во весь опор, мог лишь человек, твердо решивший покончить жизнь самоубийством. Тут не то что руки или ноги – шею сломать легко. Но…

– Нас похитили? – сдавленным голосом спросила Флер.

– Похоже на то. – Виконт оставался предельно собранным и настороженным, он выглядел… надежно, и Флер была ему за это благодарна. Это давало надежду, что все как-то благополучно разрешится. – Что ж, похоже, мы с вами разворошили змеиное гнездо. Может, и выясним теперь, каковы мордочки у этих змей!

И словно бы в ответ на его слова, карета остановилась; раздалось испуганное ржание лошадей, которые, слушаясь поводьев, резко встали – но не могли не протестовать, хотя бы так.

– Не выходите из экипажа, – негромко велел виконт де Моро. Он крепко взялся за свою толстую трость, как будто она могла защитить его от пуль, и рванул дверцу, впуская холодный вечерний воздух. В открывшемся проеме Флер разглядела кое-что и похолодела.

Карета стояла то ли на небольшой площади, то ли на пустыре; солнце едва зацепило горизонт, ведь было еще совсем не поздно – Флер и Сезар пробыли в салоне мадам де Жерве не более двух часов. От строений, которых отсюда Флер не видела, протянулись длинные кобальтовые тени, они лежали на земле, будто бы черное одеяло. А на границе их, там, где последние янтарные лучи освещали стену какого-то склада или же нежилого дома, стояли четверо – все, как на подбор, мощные парни, с обнаженными палашами в руках.

Виконт вышел из кареты и остановился; Флер видела его спину и могла лишь гадать, что за чувства сейчас отражаются на его лице, или же оно превратилось в алебастровую маску спокойствия и насмешливости. Во всяком случае, именно насмешливым был голос Сезара:

– Какое забавное приключение, ну и ну! И что за приятная встреча. Мы ведь с тобой сталкивались, Шрам, не так ли? В позапрошлом году, когда случилась та заварушка с цветочницей.

– Хорошая у вас память, виконт, – один из мужчин от души поклонился. Лицо его, действительно, пересекал длинный багровый шрам, но это его не портило, а придавало дьявольски романтический вид.

– А куда вы дели кучера? – Сезар глянул на козлы. – Ба! Это лицо мне незнакомо.

Флер не хотела думать, что эти неизвестные сделали с Жюстином. Ответ она все же, к сожалению, получила:

– Он отдыхает в переулочке.

– Понятно. – Сезар поигрывал тростью; Флер, словно завороженная, следила за покачивающимся набалдашником. – Что ж, самое время изложить ваше дело, господа. И после этого мы вас покинем.

– Боюсь, нет, виконт, – произнес Шрам с искренним сожалением, – не сегодня.