Элен Бронтэ - Микстура от разочарований

Доктор Маннер кивнул, он не стал расспрашивать дальше, и без того все было понятно. Он отчетливо припомнил некоторые слова Сары, и они обрели для него новый смысл. А вместе с сочувствием к девушке к мистеру Маннеру пришло и осознание своего долга. В конце концов, он и в самом деле врач, и он не должен позволить этой женщине умереть!

— Так когда принесут лекарства? — раздраженно крикнул он, и Бобби удивленно подскочила на своем месте.

Четыре дня доктор Маннер почти не отходил от постели Сары. То, что он узнал из ее лихорадочного бреда, подтвердило его догадки и прибавило сочувствия к бедняжке. Ему почему-то казалось очень важным, чтобы ее тайны остались нераскрытыми, и он старался не подпускать к ней других сиделок, за исключением Роберты Ченсли, которая явно все знала и которую никакие силы не могли заставить вернуться в дом своего супруга. Гости потихоньку разъезжались. Конечно, им сказали, что мисс Мэйвуд сильно простудилась, но в это время года болезнь следовала по пятам за хрупкими молодыми леди, и никого не удивило, что мисс Мэйвуд слегла и ее оставили в доме Уэвертонов.

В пятницу утром Роберта тихо вошла в комнату подруги и вопросительно посмотрела на мистера Маннера. Осунувшийся, усталый, он неловко улыбнулся ей, стесняясь своего небритого лица и измятого воротничка.

— Сегодня я могу сообщить вам благоприятные новости, миссис Ченсли. Мисс Мэйвуд еще довольно долгое время проведет в постели, но она, несомненно, поправится.

— Слава богу! — воскликнула Бобби и с облегчением опустилась в кресло рядом с кроватью Сары. — И что ей взбрело в голову идти в сад в такую погоду!

— На этот вопрос я смогу вам ответить, — сказал мистер Маннер.

— В самом деле? Она говорила вам? — Роберта напряженно подалась вперед.

— Ну, честно говоря, не мне, она просто бормотала в бреду… А я оказался лишь невольным слушателем, — несколько сконфуженно ответил доктор.

— Вы проявили очень большую деликатность по отношению к моей подруге, — мягко сказала Бобби. — Я бесконечно благодарна вам за заботу о ней…

— Любой врач сделал бы то же самое, я просто оказался рядом, — возразил он, отвыкший от похвал и потому смущенный.

— Промедление иногда может привести к непоправимым последствиям. Пока мы искали помощника доктора, Сара могла бы… — Бобби замолчала, потом все же поддалась любопытству. — Так почему она покинула гостиную и ушла в сад?

— Я узнал у горничной, что она поднималась к моей дочери, пожелать ей спокойной ночи. Харриет очень привязалась к мисс Мэйвуд… — доктор Маннер, казалось, был этим недоволен. — Дальнейшее я понял из ее отрывочных фраз. Вероятно, она как-то услышала беседу двух дам, в которой леди весьма недоброжелательно отзывались о ней и высмеивали ее особое отношение к мистеру Уэвертону…

— Можете не продолжать, мне все понятно! — Роберта вскочила на ноги и сердито одернула складки на платье. — Одна из этих женщин, несомненно, леди Гроссбери! А другая — кто-нибудь из ее подруг-сплетниц! О, как они мне противны! Я всегда не выносила эту завистницу Бет Хиллсток, и замужество ее ничуть не изменило!

Доктор Маннер с некоторым испугом поторопился успокоить собеседницу.

— Прошу вас, сядьте, миссис Ченсли! Вам не стоит так бурно предаваться эмоциям. К тому же вы можете потревожить больную, — добавил он, заметив, что его слова не производят должного впечатления.

— Называйте меня просто Робертой, мы же родственники, — оборвала его Бобби, но послушно уселась и бросила опасливый взгляд на лежавшую в постели Сару. — Она могла умереть из-за них, как вы не понимаете! Я просто в бешенстве! Никогда больше не приглашу их к себе и попрошу матушку тоже не присылать им приглашений.

— Тогда вы дадите новый повод для сплетен, только и всего, — резонно заметил мистер Маннер. — Ваша подруга, видимо, так сильно огорчилась услышанным, что искала уединения в саду, и этот опрометчивый поступок едва не стоил ей жизни. Не следует обращать внимания на болтовню этих дам, если и вы, и ваша подруга знаете их склонность к злословию.

— Вы думаете, это так легко? Весь год Сара боролась с собой, чтобы вытравить из сердца любовь всей своей жизни, и это ей почти удалось! Она снова стала спокойной и даже жизнерадостной, сумела найти в себе силы встречаться с Артуром и его женой без слез и сетований — и тут вдруг услышать, как эти дурные женщины насмехаются над ее чувствами! Вы не сможете понять этого, если не переживали подобного…

— Если бы я стремился покончить с собой после каждого насмешливого взгляда или злобного замечания в мой адрес, моя дочь давно бы осталась полной сиротой, — горько вздохнул мистер Маннер. — Поверьте, после смерти моей супруги я достаточно наслушался от ограниченных людей и о своем умении лечить, и о том, что ей не следовало выходить за меня замуж, себе на погибель, и бог знает что еще…

Бобби сочувственно посмотрела на мистера Маннера. Она узнала о нем за последние четыре дня гораздо больше, чем за предыдущие четыре недели, что он прожил в гостях у ее родителей.

— Она вовсе не пыталась нарочно повредить себе, я уверена, а просто оказалась очень расстроена. Как бы там ни было, она поправится, благодарение Господу и вашим талантам, но ей опять придется начать все заново. Уверена, она спрячется в доме своего дяди и будет сидеть там до Рождества, как просидела все лето, и плакать в одиночестве, если только это семейство даст ей хоть не много покоя!

— Вы не очень-то расположены к родственникам мисс Мэйвуд, — сказал мистер Маннер, что бы хоть как-то отвлечь Роберту от мыслей о леди Гроссбери и ее подругах.

Бобби пожала плечами и коротко рассказала мистеру Маннеру об обстоятельствах проживания Сары в доме мистера Фоскера. Кое-что доктор уже слышал от самой Сары и понял из замечаний Роберты, но сейчас перед ним предстала полная картина. Он допускал, что миссис Ченсли склонна к преувеличениям, но по всему выходило, что мистер Фоскер — дурной человек, и мисс Мэйвуд лучше было не слушать его и уехать к себе домой, как только Артур Уэвертон с супругой вернулись в Сент-Клементс.

За Робертой пришел муж, и мистер Маннер снова остался вдвоем с больной. Теперь, когда он уже не опасался за ее жизнь и она не бредила, он мог поручить ее заботам сиделок и вернуться к одиноким прогулкам и занятиям с дочерью. Но ему внезапно не захотелось оставлять эту девушку надолго, даже в болезни она оставалась красивой и трогательной… Доктор Маннер сидел рядом с ней, держа на коленях книгу, но не читал, а думал о судьбе Сары. Так мало счастья оказалось в этой судьбе, но она находила его крупицы повсюду и бережно хранила в своей душе — дружба с Уэвертонами, мечты о дальних краях и другие, о которых она никому не рассказывала… Он был уверен, что развитое воображение, надежно скрытое за маской благоразумия, порой заводит ее так далеко в мир фантазий, что это может быть даже опасным в ее годы. Сидеть на ограде и смотреть на дальние поля уместно в семнадцать лет, но никак не в двадцать один.