Барбара Картленд - Искушение Торильи

Жалобам птенцов вторило блеяние зашитой в мешок овцы, лежавшей вверх тормашками на травянистой обочине.

Вокруг раздавались причитания женщин и проклятия мужчин. Владелец кареты, разъяренный джентльмен средних лет, на чем свет стоит ругал кучера дилижанса.

Последний при активной помощи кондуктора отвечал ему тем же.

Маркиз не долго взирал на эту суматоху.

Проехать было невозможно, и, поскольку никто не собирался что-либо предпринимать, он передал поводья конюху.

Не торопясь сошел на дорогу и чистым, ясным голосом велел бранящимся немедленно закончить конфликт:

— Эй, вы, дураки, берите под уздцы своих коней!

Владелец кареты и кучер дилижанса удивленно воззрились на него.

— К лошадям! — еще раз приказал маркиз, неожиданно быстро добившись повиновения.

Бросив взгляд на мужчину, слезавшего с крыши дилижанса, Хэвингэм показал на тех, кто мог лишь высунуться в окно, не имея возможности выбраться из накренившегося экипажа.

— Все наружу! — распорядился маркиз. — А потом выправьте дилижанс, если не хотите провести здесь всю ночь.

Его решительность заставила мужчин взяться за дело.

Толстуха фермерша, выбравшаяся с их помощью первой, запричитала:

— Ой, цыпки мои… ой, мои бедненькие цыпки, всех передавят…

Она настояла, чтобы спасители сначала приняли у нее корзинку, где еще оставалось несколько однодневных цыплят, которых она, вероятно, везла на рынок. А затем стала выражать недовольство:

— Просто позор, как нас возят эти кучера! Чтой-то с ними надобно делать, вот что!

— Полностью согласен с вами, мэм, — поддержал ее маркиз.

Женщина вернулась к своим тревогам и цыплятам. Хэвингэм же сосредоточил внимание на пожилом джентльмене, который, содрогаясь от негодования, выбирался из экипажа и при этом утверждал, что в его теле сломана каждая косточка.

За ним последовали еще трое мужчин, и наконец маркиз увидел под несколько примявшимся капором овальное личико с огромными перепуганными глазами.

Торилья выбралась наружу с такой легкостью, что едва прикоснулась к рукам двоих мужчин, готовых предложить ей помощь.

Оказавшись на дороге, она взглянула вверх и заметила маркиза.

Румянец заиграл на ее бледных щеках, когда Хэвингэм снял шляпу с высокой тульей и сказал:

— С новым свиданием, мисс Клиффорд!

От смущения девушка не могла найти нужных слов, и, бросив на нее взгляд из-под ресниц, маркиз возобновил улаживание дорожного инцидента.

Лошадей, запряженных в карету, уже успокоили, Итоном, не допускающим возражений, маркиз велел их владельцу, джентльмену средних лет, отправляться.

— Я подам на компанию в суд за ущерб, нанесенный моей повозке, — все еще кипел он гневом.

— Сомневаюсь, что вы получите компенсацию, — высказал свое мнение маркиз. — Но попытаться, конечно, можно.

— Кучер пьян, это же совершенно очевидно, — доказывал джентльмен.

— Они всегда пьяны, — заметил маркиз, отходя прочь. Разговор явно наскучил ему.

Теперь, расчистив одну сторону дороги, маркиз вполне мог продолжить путь. Тем не менее сперва он заставил ехавших на крыше дилижанса мужчин вытолкнуть непослушный экипаж на дорогу.

— И езжай впредь поосторожнее! — наказал маркиз кучеру.

Его побагровевшее лицо подтверждало справедливость брошенного обвинения.

Дабы смягчить суровость своих слов, маркиз вручил ему гинею, и кучер тотчас рассыпался в благодарностях.

Дилижанс поставили на дорогу, цыплят собрали в корзину, все еще блеявшая овца заняла свое место на крыше, и пассажиры стали рассаживаться.

Маркиз подошел к Торилье, стоявшей чуть поодаль от всех.

— Известно ли вам, где вы остановитесь сегодня вечером?

— В гостинице, которая называется «Георгий и Дракон».

— Тогда я отвезу вас, потому что сам еду туда.

Торилья поглядела в сторону дилижанса, а потом снова на маркиза.

— Я… я бы и рада, но…

— Никаких «но» быть не может, — возразил Хэвингэм. — Все приличия будут соблюдены, к тому же вы доберетесь до гостиницы быстрее и с большим комфортом, чем в этой старой колымаге!

Торилья улыбнулась в ответ и потянулась было к саквояжу, стоявшему возле нее на обочине дороги.

— Оставьте, — сказал маркиз.

Он помог девушке подняться в фаэтон, обошел его с другой стороны и принял поводья у соскочившего вниз Джима.

Конюх взял саквояж и сел на сиденье позади навеса. Они плавно покатили, вскоре оставив далеко позади сцену закончившегося инцидента.

Маркиз молчал. Торилья искоса взглянула на него. Он произвел на нее такое впечатление своей мужественностью и красотой, что она почувствовала даже некоторую робость.

Возможно, причина этого крылась в горделивом повороте головы и надменном выражении лица, словно бы все и вся вокруг было ниже его достоинства.

В классических чертах и морщинах, пролегших от носа к обеим сторонам рта, девушка усмотрела отметину цинизма или даже пресыщенности.

Она вдруг почувствовала себя очень юной и неопытной, и уже стала сожалеть о том, что не осталась в дилижансе, а приняла предложение незнакомца.

Но когда он взглянул на нее с улыбкой, Торилье совершенно безосновательно показалось, что взошло солнце.

— С вами все в порядке? — спросил он, — Ваши кони великолепны, сэр! — промолвила она.

— Рад, что вы так считаете.

— Я не видела лошадей лучше, чем эти, если не считать, пожалуй, тех, что были у вас вчера.

Заметив удивление в его глазах, Торилья объяснила свои слова:

— Я люблю лошадей и зашла в конюшню в ожидании дилижанса, там мне сказали, что великолепная четверка гнедых принадлежит Александру Эбди. — Помедлив, она спросила:

— Наверно, это и есть вы?

— Таково мое имя, — кивнул маркиз.

— Тогда мне бы хотелось… Я должна… еще раз поблагодарить вас.

— Какие пустяки! Забудем об этом, — ответил маркиз. — Но мне хотелось бы узнать, кто вы.

— Меня зовут Торилья Клиффорд.

— Торилья? — переспросил маркиз. — Мне не приходилось слышать такое имя.

Оно идет вам.

Заметив, что даже столь незначительный комплимент бросил ее в краску, он решил впредь быть осмотрительней и не смущать и без того напуганную девушку.

Общение со столь юным созданием было для маркиза непривычно, однако он успел ощутить, что имеет дело с исключительной особой, и не только с точки зрения внешности.

Итак, прошлой ночью он не ошибся, посчитав, что это очаровательное существо к тому же обладает тонкой организацией.

Именно такого качества маркиз не находил у девиц, коими их родители-аристократы досаждали ему по пути на север.

Хэвингэм стал рассказывать о своих лошадях — о месте их покупки, о их родословной. Он заметил, что Торилья в отличие от большинства женщин не изображает интерес, а действительно разбирается в предмете разговора.