Блэйн Андерсен - Роковой поцелуй

Данкен явно не дорожил личным временем Элис; вроде бы требовал от нее, чтобы она поторопилась, но когда она спустилась в библиотеку, то обнаружила, что там никого нет. Она опустилась в мягкое кресло, откинулась на его спинку и устремила взгляд на овальные фрески, украшавшие потолок.

Их было три. Две – по краям – неплохие копии «Благовещения» и «Распятия Иоанна Крестителя» Микеланджело – напоминали о грехопадении и возможности морального очищения. Фреска в центре потолка изображала аллегорию на тему силы Господней. Элис не могла сдержать улыбки: вполне подходящий сюжет для дома, хозяин которого тоже, видимо, не чужд идеи о божественном характере своей власти над домочадцами и вообще всеми, кто от него так или иначе зависит!

Щелкнул замок в двери, вошел Данкен. Шумно, с сознанием собственной значимости уселся за письменный стол, как будто занял оборону в крепости.

– Как вы, вероятно, уже поняли из болтовни Дженни, через две недели я устраиваю бал-маскарад. Лайли не будет на нем весь вечер, но я хотел бы, чтобы она на какое-то время появилась. Я хотел бы обсудить с вами касающиеся вас детали этого вечера.

Бал! Музыка, мерцание свечей, дамы и господа, кружащиеся в бурном вихре и в то же время послушные четкому ритму фигур танца – все эти еще столь недавние воспоминания нахлынули на Элис. Боль от утерянного прошлого пронизала все ее существо.

Явно не замечая реакции Элис, Данкен продолжал:

– Сомневаюсь, что вы знакомы с тем тщательным распорядком, по которому у меня обычно проходят такого рода праздники. Поэтому я коротко изложу то, что касается лично вас. Вы будете своего рода компаньонкой моей дочери, мисс Уокер. Вы меня слушаете?

Очевидно, она так погрузилась в воспоминания, что даже невнимательный Данкен что-то заметил.

– Да, конечно. В чем должны состоять мои обязанности?

– Танцы начнутся в семь. В половине восьмого Лайли может к нам присоединиться; уйти она должна перед ужином, который начнется в десять. Я нанял известного танцмейстера, Чарльза Торнтона, чтобы он как следует научил мою дочь мазурке и котильону; контрданс она уже достаточно освоила. О костюме мы с Дженни договорились. Делил займется ее прической и туалетом; вы должны будете следить за ее осанкой и манерами. В принципе, это дело матери, но в случае ее отсутствия эта миссия возлагается на гувернантку.

Бедная Лайли! Данкен распланировал ей вечер как военную кампанию. Жалко бедняжку: она-то думает, что будет развлекаться, а ей придется демонстрировать дочернее, послушание.

– Я понимаю.

– Поймите и еще кое-что: в это общество вы допускаетесь только в качестве компаньонки Лайли, и, я надеюсь, вы будете стараться не привлекать к себе особого внимания. Того же я ожидаю и от остальных лиц, находящихся у меня на службе.

– Что, для меня не предусмотрено никакого костюма? – Элис не могла сдержать сарказма в голосе. Ведь комизм ситуации заключался как раз в том, что если Данкен хотел, чтобы она затерялась среди гостей и не выделялась, то скорее это произошло бы, если бы она была в наряде французской пастушки, а не в этой мышиной форме гувернантки.

Но Данкен не был склонен к юмору.

– Мисс Уокер! Я должен заявить, что, хотя я вполне удовлетворен качеством вашего преподавания, в вашем поведении есть нечто вызывающее, что меня раздражает. Вы как бы даете понять, что заслуживаете обращения как с особой более высокого звания, чем то, которым вы располагаете в действительности. У вас что, на вашей прежней службе, были какие-то особые привилегии?

Господи! Даже если бы она переменила тысячу мест в качестве гувернантки, и то ей, наверное, вряд ли встретился бы такой сквалыга и сухарь: бросает ей крошки со стола и считает, что он ее благодетельствует! Однако она не может сейчас покинуть этого своего убежища, напомнила сама себе Элис, а значит, надо терпеть.

– Я забылась. Я перенервничала.

– Ну ладно. Вы, так же как и другие слуги, сможете потом доесть то, что останется от ужина. Но я вас предупреждаю: не рассчитывайте на то, что останетесь на балу после того, как Лайли отправится спать. Вам платят за ваши услуги, а не за честь находиться в вашем обществе. Я был бы крайне недоволен, если бы обнаружил свою гувернантку среди своих гостей. Я изъясняюсь достаточно ясно?

– Да, ясно, как стук в дверь.

– Тогда можете идти.

Элис бросилась в свою комнатушку. Там было тесно и душно, но, по крайней мере, не нужно было сдерживаться. Она устало опустилась на жесткую кровать и с тоской поглядела на кусочек неба в узком проеме окна. С жалобным стоном пронеслась чайка. С каким удовольствием она поменяла бы свое существование, туго стиснутое обручами судьбы, на ее свободный полет!

Что он о себе воображает, этот виконт Данкен Грэнвилл! Его насыщенный титул раздражал Элисон не меньше, чем личность его носителя. Ее отец, эрл Биркхэм, был на иерархической лестнице на ступень выше, и Элис ничего больше так не желала, как однажды потребовать от Данкена, чтобы он к ней обратился должным образом, – и услышать, как с его язвительных уст слетит полное уважения «леди Элисон Уилхэвен».

Если бы он только знал, кто она такая на самом деле, он бы не посмел так себя вести с ней. Но этот сноб не только по отношению к ней себе такое позволяет. Дженни досталось не меньше. За что? Почему она безропотно сносит оскорбления со стороны Данкена? Только привычка? Эти люди находятся в зависимости, они как побитые собаки, покорность – их вечный удел.

Будучи дочерью богатого эрла, Элис имела с десяток слуг, и сейчас она вдруг подумала: а не проявляла ли она такого же высокомерия к ним? Она, конечно, не очень задумывалась над тем, как ее поведение выглядело со стороны; во всяком случае эмоции слуг ее не волновали. Она вспоминала, как порой отпускала нелестные замечания по поводу кулинарного искусства их повара, как она однажды выругала конюха за недостаточное, как ей показалось, внимание к ее жеребцу. Краска стыда залила ей лицо. Разве это не похоже на то, как Данкен третировал Дженни? Наверняка, она ведь просто придиралась!

«Посторонись, дорогу!» – голос с улицы неожиданно привлек внимание Элис. Она подошла к окну. Лакей-скороход, совсем молоденький, почти бегом расчищал дорогу роскошному экипажу.

Белые чулки юноши были забрызганы грязью, со лба стекали струйки пота, волосы слиплись. Это был даже не парадный выезд. Наверняка какой-то высокородный прощелыга направлялся куда-то на раут, чтобы провести вечер за карточным столом или игрой в кости.

Вот он – подлинный символ неравенства и привилегий! Элис поклялась себе: когда она восстановит свои права и свое положение, она никогда не позволит себе такой тщеславной надменности, как у Данкена Грэнвилла. Но прежде всего надо вернуть то, что было потеряно. Иначе она долго не выдержит…