Анн Голон - Анжелика в Квебеке

Квебекцы останавливались и разглядывали униформу. Неужели король всерьез заинтересовался своей далекой колонией, раз прислал сюда весь этот высший свет?

Анжелика, как и секретарь г-на Фронтенака, не была очарована этим господином де ла Вандри. Что все это значит? Что он знал или подозревал, что заставляло его молчать и быть таким чопорным по отношению к ней? Может быть, ничего? Очевидно одно, все эти джентльмены, наделенные сверхсекретными миссиями, могли возвысить либо унизить тех, чья судьба зависела от результатов этих миссий.

Вот и Бардань пожинал горькие плоды своего письма, отправленного в ноябре с кораблем «Марибель». Молодой чиновник, атташе господина Кольбера, направлялся в карете к замку интенданта и встретил Барданя на углу одной из улиц; не дожидаясь, пока они окажутся в более подходящем и достойном месте, он дал ему понять, что тот впал в немилость. Когда г-н Бардань представился, он тут же выложил ему, что его отстранили от обязанностей, и показал ему документы, подтверждающие это решение. Вдобавок он подчеркнул, что Бардань не должен отныне ни во что вмешиваться.

Он разговаривал с ним полупренебрежительным, полусочувственным тоном, как говорят с теми, кто лишился власти. Он дал ему понять, что остаток его путешествия будет описан в специальном донесении.

— Плевать мне на это, — ответил Бардань. Чиновник холодно улыбнулся.

— Вряд ли стоит так пренебрегать добротой Его Величества, ведь вы могли бы вернуться во Францию в трюме и в кандалах. Знайте, что я получил приказ собирать сведения о ваших поступках как королевского посланника в Новой Франции. Я могу облегчить или утяжелить ваше досье. Не успел я высадиться в Квебеке, как мне уже доложили, что вы постоянно посещали, днем и ночью, дом, пользующийся дурной славой.

— Дурной славой? — Бардань был ошеломлен.

— «Корабль Франции», — произнес чиновник, бросив взгляд в бумаги.

— Но позвольте, — воскликнул Бардань, — я ходил туда потому, что там я встречался с друзьями.

— Прекрасно! Вы сами в этом признались, я вас не заставлял, — насмехался чиновник.

Никола де Бардань открыл было рот, чтобы защитить себя. Но как объяснить ему, что благородная г-жа де Пейрак дружила с хозяйкой трактира, что за год произошло столько случаев, например, несчастие с г-ном Виль д'Аврэем, когда все высшее общество зачастило в этот трактир, «пользующийся дурной славой», что его посещали самые уважаемые люди в городе, и среди них лейтенант полиции, г-н Гарро д'Антремон. Он не сказал ни слова, только пожал плечами. Как объяснить этому выскочке, этому молокососу, бледному после тяжелой морской болезни, уверенному в том, что он будет служить королю лучше, чем это делали до него другие, как объяснить ему течение жизни в Квебеке на протяжении бесконечной зимы. Затронет ли его душу то, что в «Корабле Франции» жизнь била ключом: их споры, зеленые глаза Анжелики по ту сторону стола, Жанин Гонфарель у плиты, маркиза Виль д'Аврэй и красавец Александр…

Это невозможно описать и объяснить. А такой позер не достоин того, чтобы ему об этом хотя бы намекнули.

— Меня мало заботят те вердикты, которые вы мне передали, — сказал Бардань, запихивая документы в карман. — Меня поражает ваше поведение. У вас нет ни осторожности, ни такта, вы забыли, что пересекли океан и теперь находитесь далеко от ваших покровителей. И я сомневаюсь в том, что в своей сумке вы храните документы, обеспечивающие вам беспрепятственный прием у самых «влиятельных фигур» этой страны. Вам поручили несколько мелких делишек, например, уведомить меня об отсутствии ко мне расположения. Но ведь вам тоже не избежать подобной судьбы, все повторяется в этой жизни. Вам многое предстоит понять. Вы начнете ценить влияние человека, который сумел найти друзей в Новой Франции. Не рассчитывайте на меня, что я приму вас, позабочусь о вашем комфорте, и знайте, я постараюсь сделать так, чтобы у вас не было здесь ни кола, ни двора!

Он расстался с ним, не попрощавшись, и направился к м-зель д'Уредан. Уж она-то даст понять Карлону, что ни в коем случае не надо принимать этого ничтожного человека. На улицу его! На улицу королевского чиновника!

Время от времени Бардань останавливался и смотрел на горизонт. Постепенно он успокоился. Впереди было лето, наполненное щебетанием птиц, охотой и рыбалкой. Он стал думать о своем дворянском поместье в Берри, жизнь там была бы тихой и размеренной. Его прекрасные книги, приятные соседи, красивые окрестности, где можно мечтать и философствовать, вспоминать свои победы и поражения, радости мнимые и подлинные! Он сказал про себя: «Прощай! Прощай, моя любовь! Прощай, Квебек!..»

И, шагая один по дороге в Верхний город, он не смог сдержать слез.

В маленьком доме Анжелика беседовала с приближенными графа де Пейрака. Отношение к ней г-на де ла Вандри обнадежило ее. Он не был приятен, но проявил почтение, отсюда можно заключить, что король решил не обрушивать свой скипетр на их головы.

Толстый конверт был уже в Квебеке, в руках Жана Карлона, и дожидался Ф'ронтенака. Какие распоряжения ожидали их? Суровость и непреклонность короля? Милосердие короля? Как бы ни обстояли дела, они решили отправить человека навстречу г-ну де Пейраку и предупредить его о приходе кораблей, а вместе с ними решения короля об их судьбе.

Анжелику разбудили крики. Первые лодки военной экспедиции показались недалеко от Квебека.

В порту было столпотворение почище вчерашнего. Вновь прибывшие рассказывали об ирокезах, о Военном совете. От них пахло лесом и медвежьим жиром. Жители Квебека обсуждали новости из Франции, про ирокезов все забыли.

— Никто не видел господина де Пейрака?

Никто не мог ответить. Знали только одно, он не был вместе с г-ном Фронтенаком, а тот уже прибыл и находится у себя в замке, вскрывает почту.

Анжелика была в панике. Мысль, что он не присоединился к остальным, а решил еще остаться с Уттаке, либо на полдороге свернул в Вапассу, причинила ей страдание. Она была близка к отчаянию. Она хотела видеть его, просто видеть. Все остальное было ей безразлично. Без него жизнь не имела смысла; какие бы приятные минуты она ни преподнесла, без него они не имели никакого значения.

В сопровождении своего эскорта Анжелика поднялась в Верхний город и направилась прямо в замок Сен-Луи. С порога она увидела Фронтенака, спешащего к ней, сияющего, с поднятыми руками.

— Ах, моя дорогая? Вы пришли как нельзя кстати! …Как мне выразить всю мою радость! Это самый прекрасный день в моей жизни.

Одной рукой он сжимал ее руки, другой тряс связкой пергамента.

Не переобувшись и не умывшись с дороги, он сразу же сорвал печати с писем, и вот он, сияющий как младенец, воплощал собой чрезмерное удовольствие.