Валерия Вербинина - Синее на золотом

Но генерал уже дал шпоры коню и умчался в облаке снежной пыли.

Плащ развевался за его спиной, как диковинные крылья, дыхание со свистом вырывалось изо рта. Он мчался по дороге, потом по заснеженной равнине, ловя на снегу хорошо различимый след широкой кареты. Одна мысль владела им, одна мысль направляла его: успеть! успеть любой ценой! Все остальное не имело значения.

В карете Робер де Ларсак поглядел в окошко, проделанное сзади, и нахмурился.

– Мне кажется, за нами едут, – проговорил он.

Ева охнула и покрепче прижала к себе кота. Амелию с утра мутило, а тряска в карете только усугубила ее состояние, поэтому она ничего не сказала.

– Гони! – крикнул Арман кучеру. – Живее!

– Наверное, это из-за герба на карете нас преследуют, – нерешительно пробормотал де Ларсак. – Он слишком виден.

– Сколько их? – спросил Арман.

– Только один.

Всадник меж тем все приближался. Робер де Ларсак всмотрелся в него, и на мгновение ему показалось, что он узнал преследователя по манере держаться в седле. Роялист откинул плащ, и сразу же стало видно, что под ним спрятаны два пистолета. Один из них Ларсак и достал уцелевшей левой рукой.

– Что вы задумали? – пробормотала Ева.

– Ничего особенного, – отвечал тот. – Скажите кучеру, чтобы он остановил карету за тем поворотом. Я сойду.

– Не нужно, – проговорил Арман, поняв, что он задумал. – Мы отвезем вас к вашей семье. Не стоит делать этого.

Ларсак горько улыбнулся.

– Зачем им немощный калека, сударь, – проговорил он. – Нет, я уже принял решение. Сейчас будет поворот.

Карета остановилась, и Ларсак выскочил наружу.

– Прощайте, шевалье, – проговорил он. – Можете не волноваться, я прикрою вас. Удачи!

И он отвесил находящимся в карете изысканный поклон.

Карета двинулась дальше. До Рейна было уже рукой подать. Река застыла между белых берегов широкой темной лентой, и когда Ева увидела ее, вздох облегчения вырвался из груди служанки.

На причале столпились человек семь беженцев. Едва они узнали герб на карете, как загалдели и заахали. Арман выбрался из кареты и помог выйти Амелии, а затем и Еве.

– Нам надо перебраться на тот берег, и как можно скорее! – крикнул Арман, подбегая к лодочнику.

– Все спешат, сударь, все спешат, – флегматично ответил он. – А что граф Вурмзер? Мы тут ждем не дождемся, когда он наконец прогонит французов обратно.

– О графе Вурмзере можете не беспокоиться, – ответил Арман. – Но поймите, мы очень спешим! За нами кто-то гонится!

Лодочник вздохнул и стал скрести за ухом.

– У меня в лодке восемь мест, – промямлил он. – Только одно свободно, сударь.

Услышав его слова, Амелия полезла в карман и достала оттуда кольцо с изумрудом.

– Вот, – сказала она. – Держите. Так сколько в лодке мест?

– Пожалуй, потеснимся, – пробормотал лодочник. – Только вот фрау… – Он замялся, не зная, как величать Еву, и желая поделикатнее намекнуть, что вообще-то столь представительная особа должна занимать не одно место, а два.

– Мы с мужем останемся здесь и подождем, – неожиданно объявила немолодая дама с сухим лицом и бриллиантовыми сережками в ушах. – Раз уж вы родные графа Вурмзера и за вами гонятся… Думаю, вы должны переправиться на тот берег прежде нас.

И она оглянулась на своего крохотного мужа, который как-то скис и съежился, не смея возражать.

– Благодарю вас, – прошептал Арман.

…Луи в нетерпении дал коню шпоры. Он чувствовал, что Рейн уже близко, что скоро он увидит Амелию… но тут раздался грохот выстрела, конь сделал скачок куда-то в сторону, издал жалобное ржание и рухнул в снег. Луи слетел с седла и упал на спину.

– Стерн! – закричал он, бросаясь к коню, который ронял кровавую пену и поводил большим черным глазом. – Стерн, черт тебя дери! Как же ты…

Однако в следующее мгновение он уже вскочил на ноги. Возле него стоял Робер де Ларсак.

– Здорово, солдат, – ухмыльнулся тот. – Кажется, в прошлый раз мы не закончили наш разговор. Ну что, продолжим?

Он наставил на Луи второй пистолет, но генерал сорвал с себя плащ и ударил им Ларсака по руке. Пистолет упал в снег.

– Неплохо, – сказал Ларсак, доставая саблю. – Кстати, этому приему тебя научил я, если ты забыл.

– Послушай, – проговорил Луи, – я очень спешу! Мне надо успеть!

– Нет, нет, – возразил Ларсак. – Из-за тебя я потерял пальцы на руке, потом руку, и ты говоришь, что куда-то спешишь? Сначала мы закончим наш разговор, солдат!

Он скользнул вперед и взмахнул клинком, нанося удар. Луи выхватил саблю. Клинки взлетели и встретились, и еще раз, и еще, и еще… Время застыло, он словно вернулся во времена своей бесшабашной юности, когда его звали задирой Ошем, весельчаком Ошем; ему было 20 лет, стоял декабрь 1788 года, – холодный, морозный декабрь, и снега тогда тоже намело по колено… совсем как сейчас. Луи едва не пропустил смертельный удар и только в последнее мгновение успел отскочить назад.

Они бились возле мельниц на Монмартре, а потом здесь, на заснеженной молчаливой равнине, и опять возле мельниц, и еще раз здесь, в четверти лье от Рейна, и все время его противником был Робер де Ларсак, неумолимый, словно судьба. В каждый удар Ларсак вкладывал всю свою ненависть, все свое презрение; его губы злобно кривились, обнажая клыки, кровь текла по его одежде – Ош уже успел задеть его саблей по ребрам. Передвигаться в снегу было неудобно, Луи один раз упал, но успел вскочить прежде, чем Ларсак успел ударить его саблей, лезвие только задело его ниже плеча. Удар, и еще удар, а потом легкий звон, и оружие Робера вылетает из его руки, и сам он шатается, с недоумением глядя на свою пустую ладонь.

В первое мгновение Луи хотел прикончить его, но увидел пустой рукав, отчаяние, написанное на лице врага, и его разобрала злость – на себя самого, на жизнь, которая не оставляет выбора. Он тяжело дышал, его одежда была в крови; ему тоже досталось.

– Убирайся, – сказал он Ларсаку.

Робер посмотрел на него, словно не понимая. Луи вложил саблю в ножны и, пошатываясь, побрел прочь. В следующее мгновение он услышал звук взводимого курка.

Он обернулся… Так и есть: Ларсак подобрал пистолет, валявшийся в снегу, и теперь хладнокровно целился в него. На его губах была написана торжествующая улыбка. Он выиграл.

– Прощай, солдат, – сказал он.

Грянул выстрел, и во лбу Робера де Ларсака образовалась темная дырочка, откуда полилась кровь. Он рухнул в снег и больше не двигался.

Подняв голову, Луи увидел священника, который подъехал к нему на каурой лошади. В руке Кассандра дымился пистолет. Рот у священника распух, но тем не менее он улыбался.

– Я так и знал, что нельзя оставлять тебя одного, – сказал Кассандр просто. Посмотрел на его лицо и добавил: – Ладно, черт с тобой. Бери мою лошадь. Ты еще успеешь ее нагнать.