Трейси Шевалье - Дева в голубом

— Attendez, [37] Подождите ( фр. ). — буркнул он и вышел.

Помещение походило на склад. Повсюду валялись коробки с книгами, порой очень старыми. На полу были разбросаны бумаги, по виду официальные документы, а на столе — неразрезанные конверты с письмами, адресованными Аврааму Журдену.

Через десять минут он появился с большим ящиком в руках. Он поставил его на стол и, не говоря ни слова, даже не посмотрев на меня, удалился.

В ящике была книга, похожая на мендский compoix, только еще больше и потрепаннее. Кожаный переплет был настолько поврежден, что страницы вываливались наружу. Я старалась переворачивать их как можно аккуратнее, но все равно некоторые уголки загибались и отлетали. Я украдкой рассовывала их по карманам, опасаясь, что месье Журден заметит ущерб и тогда мне не поздоровится.

В полдень он выкинул меня наружу. Я проработала едва час, когда на пороге возник месье Журден, бросил на меня испепеляющий взгляд и что-то прорычал. Что именно он хочет сказать, можно было лишь догадаться по тому, что он пальцем постучал по часам. Он прошагал по коридору, открыл передо мной дверь, захлопнул ее и лязгнул задвижкой. Оказавшись после полутемной запыленной комнаты на ярком солнечном свете, я замигала.

С близлежащей игровой площадки набежали дети.

Я глубоко вздохнула. «Слава Богу», — подумала я.

Магазины закрывались на обеденный перерыв, и яедва успела запастись чем перекусить: сыр, груши и немного черного хлеба, местного, по словам хозяина лавки, производства — из каштанов. Затем я отправилась, лавируя между домами, к церкви, в верхнюю часть деревни.

Это было простое каменное здание почти квадратной формы. Дверь, которую я приняла за входную, оказалась заперта, но сбоку обнаружилась еще одна, открытая. Над ней значилась дата — 1828. Я вошла внутрь. Тут стояло множество деревянных скамей, а вдоль двух длинных стен тянулись ярусы. В церкви имелись также деревянный орган, аналой и стол с лежащей на нем открытой Библией. Вот и все. Никаких украшений, статуй, крестов, витражей. Никогда не видела такой аскетической церкви — даже алтаря, отделяющего священника от прихожан, не было. Я склонилась над Библией — единственным здесь предметом, исключающим чисто прагматические цели. Выглядела она старой, хотя и не такой старой, как compoix, который я только что держала в руках. Я принялась перелистывать страницы. Это заняло некоторое время — порядок книг в Библии я не знаю, — но в конце концов нашла тридцатый псалом: «J'ai mis en toi mon espйrance: Garde-moi donc, Seigneur». Едва дойдя до первой строки третьего стиха — «Tu es ma tour et forteresse», [38] На Тебя, Господи, уповаю, да не постыжусь вовек; ибо Ты каменная гора моя и ограда моя ( фр. ). я почувствовала, что на глаза у меня наворачиваются слезы. Я оторвалась от книги и выбежалa наружу.

«Дура!» — выругала я себя, усаживаясь на каменную ограду церкви и утирая слезы. Я заставила себя немного поесть. Каштановый хлеб оказался сладким и сухим и застревал в горле. Вкус его преследовал меня весь день.

Вернувшись в мэрию, я застала месье Журдена сидящим у себя за столом со стиснутыми ладонями. На сей раз он не читал газету, и вообще вид у него был такой, словно он ждет меня.

— Bonjour, monsieur, — вежливо сказала я. — Можно мне вернуться к налоговой документации?

Он открыл стоявший рядом со столом каталожный шкаф, вытащил коробку, протянул ее мне и внимательно на меня посмотрел.

— Как вас зовут? — удивленно спросил он.

— Турнье. Элла Турнье.

— Турнье… — задумчиво повторил он, не спуская с меня изучающего взгляда.

Он скривился и провел по щеке языком изнутри.

— La Rousse, — пробормотал он, поднимая взгляд на мои волосы.

— Что? — Я чуть не вскрикнула, чувствуя, как руках у меня стремительно появляется гусиная кожа.

Месье Журден выпучил глаза, наклонился ко мне и потрогал прядь волос.

— Медные. Значит, la Rousse.

— Но ведь я шатенка, месье, — запротестовала я.

— Медные, — упрямо повторил он.

— Да с чего вы взяли?

Я намотала на палец прядь волос и скосила глаза. У меня перехватило дыхание. Он прав: медные прожилки. Но ведь еще сегодня утром, когда я смотрелась в зеркало, ничего похожего не было. Раньше, случалось, под солнцем волосы у меня немного рыжели, но никогда так быстро и так ярко.

— А что такое la Rousse? — агрессивно спросила я.

— Это местное слово. Так называли девушек с волосами медного цвета. Ничего обидного в том нет, — поспешно добавил он. — Скажем, Святая Дева была la Rousse, потому что считалось, что у нее медные волосы.

— Ясно. — У меня кружилась голова, тошнило, хотелось пить — все одновременно.

— Послушайте, мадам, — месье Журден облизнулся, — если хотите поработать здесь… — Он указал на соседний стол.

— Нет-нет, спасибо, — забормотала я, — там мне вполне удобно.

Месье Журден кивнул, судя по виду, он был доволен, что ему не придется соседствовать со мной.

Я начала с места, на котором остановилась, но постоянно отвлекалась на изучение собственных волос. В конце концов я призвала себя к порядку: как есть, так есть, Элла, ты тут изменить ничего не можешь. Занимайся тем, зачем пришла сюда.

Работала я споро, понимая, что неожиданного расположения, проявленного месье Журденом, надолго не хватит. Я оставила попытки разобраться в деталях — за что и в каком размере взимались налоги — и сосредоточилась на именах и датах. По мере приближения к финишу я все больше впадала в уныние и даже начала заключать сама с собой небольшие пари, чтобы не бросить все это занятие: на следующих двадцати страницах непременно попадется какой-нибудь Турнье; через пять минут я обязательно наткнусь на это имя.

Я сердито перевернула последнюю страницу: это был отчет о налогах некоего Жана Марселя, и содержалась в нем одна-единственная запись, связанная с chвtaignes, — на это слово я то и дело натыкалась в compoix. Каштаны. Такого цвета теперь у меня волосы.

Я сунула книгу назад в ящик и медленно поплелась в кабинет месье Журдена. Он по-прежнему сидел у себя за столом, быстро выстукивая что-то двумя пальцами на старенькой пишущей машинке. Он наклонился, и из вырезa рубахи у него выскользнула серебряная цепочка — болтающийся на ней брелок звякнул о клавиши. Месье Журден поднял голову и, поймав мой взгляд, тщательно протер брелок большим пальцем.

— Это крест гугенотов, — пояснил он. — Видели когда-нибудь?

Я отрицательно покачала головой. Он дал мне его рассмотреть. Это был квадратный крест, снизу к нему была прикреплена голубка с расправленными крыльями.

— Voilà. [39] Вот ( фр. ). — Я поставила ящик к нему на стол. — Спасибо, что позволили посмотреть.

— Нашли что-нибудь?

— Нет. — Я протянула ему руку: — Merci beaucoup, monsieur. [40] Большое спасибо, месье ( фр. ).