Жюльетта Бенцони - Мария — королева интриг

Мария также не спала. Вопреки уверенности, которую она пыталась демонстрировать, она понимала, что судьба ее теперь, как никогда, зависела от Клода. Человек чести, он вынужден был тем не менее считаться со своими, весьма нерасположенными к ней друзьями. Они ненавидели ее, и Мария так и представляла себе, как они липнут к нему, точно осы к горшку меда. Сумеет ли он противостоять им? Достаточно ли вескими окажутся данное Мальвилю слово и воспоминания о недавнем прошлом?

День тянулся бесконечно. Мария провела его в халате, с неубранными волосами, не в силах что-либо съесть и готовая в любую минуту улечься в постель. Из-за этого возбуждения к концу дня она уже начала ощущать легкую лихорадку, сознавая, что, если ожидание затянется еще на день, она действительно заболеет.

— Можно сойти с ума! — без конца повторяла она Элен, столь же растерянной и не знающей, каким еще святым молиться.

Наконец, когда ворота особняка уже готовились запереть на ночь, изрядно забрызганная грязью карета, запряженная шестеркой лошадей, въехала во двор. Мария застыла на месте, обратив к Элен широко раскрытые глаза.

— Посмотри, кто там?

Окна спальни выходили в сад, поэтому девушка поспешила в кабинет и вскоре возвратилась:

— Это он, мадам! Это монсеньор! Мальвиль встречает его у крыльца.

Мария, не говоря ни слова, сорвала с себя халат и швырнула его на постель, на ходу сбрызнув себя духами и бросив обеспокоенный взгляд в зеркало. На лестнице гулко раздавались уверенные шаги того, от которого она ожидала всего, и в первую очередь достойной жизни. Голос Габриэля зазвучал на пороге кабинета, куда возвратилась Элен:

— Монсеньор герцог де Шеврез!

Волнение Марии было столь сильным, что она расплакалась, пока посетитель шел от дверей до ее постели. Он увидел на подушках лишь лицо женщины, наполовину прикрытое волосами, из ее прикрытых глаз текли слезы. Видна была только голова: вышитые простыни и стеганое одеяло из белого шелка были натянуты до самого подбородка.

— Мадам… — начал он и остановился.

Она, казалось, не слышала его, из закрытых глаз по-прежнему текли слезы. Между тем он ожидал упреков, произнесенных тем насмешливым, едким тоном, который был хорошо ему знаком. Эта немая боль сбила его с толку. Разумеется, он не знал, что, продолжая плакать, Мария наблюдала за ним из-под опущенных ресниц. Картина была слегка размытой, но в целом удовлетворительной. Она видела, как он огляделся, убеждаясь, что они одни. Затем он склонился над ней.

— Мария! — прошептал он. — Это я, Клод. Ну, посмотрите же на меня! Отчего вы плачете?

— И вы еще спрашиваете?

— Конечно! Мальвиль сказал мне, что вы больны. Что говорят ваши доктора?

— Вздор, ибо все они глупцы! Что они могут знать о боли, которую испытывает женщина, отвергнутая всеми, брошенная на произвол судьбы, когда враги желают ей лишь несчастий, а братья мужа стремятся выгнать ее из собственного дома и разлучить с детьми…

— Господи боже! Возможно ли такое?

Он присел на край постели и, не в силах найти руку, укрытую одеялом, достал носовой платок, чтобы аккуратно вытереть мокрое лицо.

— Откройте глаза, Мария, и посмотрите на меня! Мне невыносимо видеть вас в таком состоянии!

— К чему это вам? Вы и без того слишком добры ко мне. Умоляю вас, предоставьте меня моей судьбе! Уходите, монсеньор! Мне больше нечего вас сказать! Если Господь дарует мне выздоровление, быть может, я удалюсь в монастырь…

— Вы станете монахиней? Бросьте! Вы не выдержите. На этот раз она открыла глаза — два синих озера, омраченных облаками, — бросив на него суровый взгляд.

— Откуда вам знать? Фонтевро, это пристанище оскорбленных королев, где даже настоятельница — принцесса, вполне подойдет мне, по крайней мере спокойствие снизойдет на меня после бурной страсти, о которой я ныне сожалею!

— Вы сожалеете о том, что любили меня?

— О да! Если бы я прислушивалась не только к вашим мольбам, я не страдала бы так глупо по вине мужчины, который того не стоит, который меня не стоил и который, втянув меня в скандал, отказывается принести публичные извинения и дует в одну дудку с моими недоброжелателями…

Несчастный был так смущен, что Марию внезапно начал разбирать смех. Разумеется, это было последнее, что следовало делать в данном случае.

— Не верьте этому, Мария! Я был и всегда буду вашим другом.

— Моим другом? Неужели? До сих пор вы были моим любовником, и мне казалось, что вы этим гордитесь…

— Я неточно выразился, простите! Я хотел сказать, что никогда не перестану вас любить…

— В таком случае докажите это!

— Женившись на вас? Я отдал бы жизнь за подобное счастье, но это оскорбит короля, а вам известно, как я ему предан.

— Нет, мне неизвестно! Если эта преданность сродни той, в которой вы только что клялись мне, то нашему государю не слишком повезло! Что вы за мужчина, Шеврез? Да и мужчина ли вы вообще?

— Мадам! Вы меня оскорбляете!

Не ответив, она села в своей постели, слегка развернувшись, чтобы взбить кулаками подушки. При этом она приоткрыла верхнюю часть тела, предоставив взгляду Шевреза восхитительную картину: плечи, едва прикрытые тончайшим белым батистом и малинскими кружевами, и грудь, бурно вздымающуюся от резкого, но тщательно просчитанного движения. В то же время аромат ее духов, усиленный теплом постели, окутал герцога, пробудив в нем воспоминания, еще вполне свежие, чтобы не смутить его. Завершив маневр, Мария облокотилась на подушки и, не поднимая простыней, со вздохом скрестила на груди руки:

— В чем вы видите оскорбление? Чтобы быть настоящим мужчиной, недостаточно быть доблестным воином или даже уметь подчинить своим желаниям тело женщины, не будучи при том слишком неловким! Нужно иметь смелость жить на высоте своего имени и положения, презирая ничтожество других и твердо зная, что ты хочешь.

Она подняла руки, чтобы убрать и отбросить назад несколько прядей своих роскошных волос, после чего потянулась с кошачьей грацией. Клод покраснел и, не в силах дольше сдерживаться, хотел было броситься на нее. Но и это было предусмотрено. Мария ловко увернулась от тела, тяжесть которого была ей знакома, соскользнула на пол и отошла от постели, на которую рухнул Шеврез.

— Чудесно, монсеньор! Я не из тех, кого можно взять силой! Видите ли, мы с вами похожи: я также с радостью вспомнила бы о наших недавних безумствах, но я не буду вашей до тех пор, пока вы не сделаете меня своей супругой!

Он посмотрел на нее с непритворной болью. Теперь, когда она стояла, ее нескромная сорочка практически не прикрывала ее тело.

— Это невозможно, Мария! Король…

— Довольно ссылаться на короля! Перестаньте им прикрываться! Он тоже еще недавно вожделел меня так, что даже испанка ревновала. Быть может, он даже любил меня и все еще любит, что объясняет ту ненависть, которую он демонстрирует. Почему бы не доставить ему тайную радость вновь приблизить меня ко двору, не вступая в сделку с совестью? И если бы он попросил моей любви…