Жюльетта Бенцони - Мария — королева интриг

Вечером первого июня она позвала мадам де Шеврез в свой личный кабинет. Войдя, та увидела, что королева раздражена, обеспокоена и недавно плакала. Мария хотела успокоить ее, но Анна резко оборвала ее:

— Завтра вы уезжаете, у нас мало времени. Вам известно, как огорчен милорд необходимостью возвращения в Англию. Он уверяет меня, что не переживет, если я не дам ему нечто в залог моего… моей…

— Вашей дружбы? — подсказала Мария с невинным видом.

— Не притворяйтесь дурочкой! Вам отлично известно, что я об этом думаю: если бы порядочной женщине было позволено любить кого-то еще, кроме собственного мужа, он единственный мог бы понравиться мне.

— Конечно, мне это известно. А ему?

Анна отвернулась, смущенная, несмотря на их близость со своей козочкой.

— Я сказала ему вчера. Он был этому так невероятно рад, даже клялся, что не покинет Францию, если не получит от меня…

— ..свидетельства, которое укрепит его дух в ожидании вашей следующей встречи?

— Не думаю, что мы вскоре увидимся. Да и он, возможно, тоже…

— Тут вы можете полностью доверять ему, мадам: он перевернет небо и землю, разрушит, если потребуется, политику обоих государств, лишь бы иметь возможность целовать ваши прекрасные ручки.

— Этого-то я и опасаюсь. А посему, в надежде несколько успокоить его, я решила дать ему то, что он просит.

— О, вы сделаете его таким счастливым! Что вы выбрали? Платок?

— Нет, платок может порваться, потеряться. Я предпочитаю предмет, который подходил бы как мужчине, так и женщине.

Тут Мария увидела, что на соседнем столике стояла одна из шкатулок с драгоценностями королевы. Анна достала оттуда черный бархатный футляр, в котором лежали шесть усыпанных бриллиантами подвесок, которые она протянула своей подруге:

— Держите, моя козочка! Отнесите ему и скажите, что взамен я умоляю его быть чрезвычайно осторожным при наших встречах во время путешествия.

— Он будет так счастлив! Но разве не король подарил вам эти украшения? — заметила Мария, которая отличалась отличной осведомленностью и безупречной памятью, когда дело касалось драгоценностей.

— Да, но это было давно, и он вряд ли помнит об этом. К тому же у меня столько украшений, что никто не заметит отсутствия этих вещиц.

Получив подарок, Стини был на седьмом небе от счастья, и мадам де Шеврез стоило немалого труда уговорить его не нашивать украшения немедленно на один из костюмов.

— Если вы не пообещаете мне, что наденете их только в Англии, я заберу их у вас и не отдам до приезда в Альбион!

— Вы не можете быть такой жестокой! — воскликнул он, прижимая футляр к груди.

— Очень даже могу! Не мне одной знакомы драгоценности королевы. Их тотчас узнают. Вы даете мне слово?

— А что мне еще остается?!

Было решено, что король будет сопровождать сестру до Компьена, но, когда вечером следующего дня Генриетта-Мария села в карету, украшенную красным бархатом с золотой вышивкой, как и упряжь двух запряженных в нее крепких мулов, весь Париж, пользуясь старинной привилегией, составил компанию конным лучникам, пяти сотням конных горожан, городскому главе, советникам и квартальным надзирателям. На фоне этого эскорта Генриетта-Мария казалась такой хрупкой, такой грациозной и такой трогательной, что не одна пара глаз увлажнилась, провожая ее в страну, которая, как искренне считал народ, была населена дикарями, отвернувшимися от Христа, и которой правили унизанные жемчугами и бриллиантами люди вроде «Букенкана». Последний ехал позади парижского кортежа вместе с послами и чередой карет и, всадников.

На полпути к Сен-Дени жители столицы отстали, уступив место королевскому эскорту. Людовик XIII сел в карету к своей младшей сестре, в то время как уже успевший прославиться отряд мушкетеров выстроился по сторонам упряжки. Еще не оправившийся от болезни, но непременно желавший продемонстрировать свою нежность к Генриетте-Марии, Людовик XIII был еще более бледен и печален, чем обыкновенно. Тем не менее он делал героические усилия, чтобы улыбаться уезжавшей сестре, которую ему, возможно, не суждено было больше увидеть.

Заночевали в Стэне, а следующую ночь — в Компьене, где на другое утро дороги их расходились, ибо Людовик XIII принял решение возвратиться в Фонтенбло. Супруги де Шеврез, приравненные к английским послам, разместились в замке. Мария под предлогом беременности, которая не только не была заметна, но и нисколько не тяготила ее, сослалась на усталость и отказалась присутствовать на ужине, предпочитая «подышать воздухом» в саду, куда она отправилась вместе с Элен. В действительности же она хотела поговорить с Габриэлем де Мальвилем, который находился в карауле вместе с бароном д'Арамисом. Она уселась на скамью и, завидев двух мужчин, послала Элен пригласить бывшего шталмейстера для короткого разговора. Девушке нетрудно было исполнить поручение, так как речь шла всего лишь о нескольких шагах.

Приблизившись, Мальвиль поприветствовал Марию с подобающим уважением, но не говоря при этом ни слова и явно ожидая услышать, что скажет она, от чего настроение ее переменилось.

— Вот вы как, — обиженно проговорила она, — вам уже и сказать мне нечего?

— Я полагал, госпожа герцогиня, что между нами все сказано, ведь вы меня в некотором роде выгнали.

— Вы ведь сами того хотели?! Но сегодня я хочу знать, по какой причине вы посмели так смотреть на меня при выезде из дворца королевы-матери? Может, я ненароком оскорбила вас чем-нибудь?

— Меня? Нет, госпожа герцогиня.

— Тысяча чертей, Мальвиль, не рассказывайте мне сказки! Я вас знаю и не хочу, чтобы мы стали врагами. Если вам есть в чем упрекнуть меня, говорите прямо! Мы с вами уже несколько месяцев не виделись.

— Госпожа герцогиня меня не видела, — возразил Габриэль, — но я-то ее видел дважды в окне «Цветущей лозы», когда пил с приятелем анжуйское вино, сидя под навесом из виноградной лозы.

Мария, ожидавшая чего угодно, но только не этого, почувствовала, что бледнеет.

— Что вы там делали? Резиденция мушкетеров находится на другом берегу Сены, да и от Лувра далеко до улицы Нонэн-д'Иерр.

— Я жил там после того, как уехал от вас, вот и сохранил привычку. Это славный трактир, но знатной даме не пристало бывать в подобных местах! Особенно в столь опасном обществе. Наверняка вам оскорбительно это слышать, но я всегда говорил начистоту, вам это известно.

— Да что вы знаете об этом обществе? — высокомерно проговорила Мария. — Вы наглец!

— Оттого что я, простой солдат, очерняю перед вами этого знатного сеньора? Мадам, когда вы изменяли мсье де Люину с монсеньором де Шеврезом, мне нечего было возразить: ваш супруг любил одного лишь себя и вел страну к гибели. Но на этот раз…