Кэтрин Смит - В ночи

Спрашивать явно не имело смысла.

Приходилось прилагать все силы, чтобы выглядеть любезным.

– Она отказывается увидеться со мной. – Натаниэль утвердительно кивнул, хотя он не задал вопроса:

– Боюсь, что так.

И никакого сожаления в голосе. Наверное, она не посылала его сюда. Это он сам вызвался встретиться с ним.

– Что она рассказала вам?

Улыбка этого красавца была холодна и недружелюбна.

– Ничего.

Что бы это значило?

– С ней все в порядке?

– Сейчас нет, мистер Райленд, но все образуется. Пусть вас это не беспокоит.

Уинтроп кивнул в ответ. Этот мужчина говорит так, словно он против того, чтобы у Уинтропа осталась хоть какая-то надежда. Но он не прав. Единственное, чего он хочет, – это чтобы Мойра оправилась от его предательства. И как можно быстрее.

Он не мог предполагать, что прием будет другим. Разве он рассчитывал, что она выскочит к нему с распростертыми объятиями и простит его? Конечно, нет. Но где-то в глубине души, вероятно, таилась робкая надежда.

– Не смею задерживать вас долее, – проговорил он, надевая шляпу. – Просто передайте ей, что приношу свои извинения, хорошо? А также скажите, что белый король ее, если ей это угодно.

Натаниэль нахмурился:

– Договорились.

– Благодарю вас. – Уинтроп выдавил подобие улыбки и повернулся было, чтобы уйти.

– Мистер Райленд? – Он замер.

– Да?

В выражении лица Натаниэля не осталось ни капельки тепла.

– Вне зависимости оттого, что вы сделали, надеюсь, вам удастся прожить достаточно долго, чтобы кто-нибудь проделал то же самое с вами.

Еще одна улыбка.

– Я тоже надеюсь.

Он оставил красавца в недоумении и поспешил к выходу. Снаружи было серое и холодное утро, и Уинтроп, не тратя времени, по припорошенным свежим снегом ступеням спустился к лошади.

Он бросил короткий взгляд на дом, когда Кинг пустился вскачь по заснеженной дороге. Сердце резко подскочило, когда он встретил взгляд женщины, стоявшей у окна гостиной. В нечетком образе по зеленому цвету платья, по прямой линии узких плеч он узнал Мойру. Затем она повернулась к нему спиной и скрылась.

В этом жесте было столько отчужденности, что можно было обезоружить и более сильного человека. Но только не Уинтропа.

Он был счастлив увидеть ее еще раз.

– Что тебе нужно?

Тяжело опираясь на ротанговую трость с золотым набалдашником, Брам криво усмехнулся:

– Доброе утро, братик. К тебе можно присесть?

Он ответил согласием, и это было знаком, как низко он пал. Ему больше не хотелось оставаться наедине со своими мыслями, и если Брам – единственная возможность отвлечься, пусть будет брат. Они сидели в кофейне «У Блэкни», тепло интерьера, которой было приправлено острыми ароматами только что сваренного кофе и изысканных сигар. Из серебряного портсигара Брам сначала вытащил одну для себя, а потом, протянул его Уинтропу. Обычно Уинтроп не курил, но сигары были дорогими, и ему доставило удовольствие хоть что-то принять от брата. Он взял одну и пробормотал слова благодарности.

– Тебя это, должно быть, уязвляет, – заметил Брам, страдальчески улыбнувшись, – поблагодарить меня.

Уинтроп бросил на него хмурый взгляд и зажег сигару от лампы на столе. Был поздний вечер, и ночь уже опускалась на город.

Он сам не мог понять, почему Брам так возмущает его. Конечно, сказывались неуклонное соперничество между ними и скандалы, которые старший брат постоянно обрушивал на семью, но сам Брам никогда не относился к Уинтропу свысока. Может, именно это и возмущало. Если бы Брам был большим бретером и мерзавцем, Уинтроп, вероятно, охотнее мирился бы с его присутствием.

Брам заказал кофейник на двоих и зажег свою сигару. Когда кофе принесли, он наполнил две чашки и одну пододвинул Уинтропу через стол.

– Тут нет виски? – спросил Уинтроп. Брат остро взглянул на него:

– А ты как думаешь?

Когда-то Брам мог достать фляжку с виски из кармана и долить им чашку до краев. Теперь он пил кофе только черный и без какой-либо добавки в виде спиртного. Уинтроп это знал, но ему не терпелось сказать что-нибудь неприятное.

– Мне нравится быть грубым с тобой. – Почему его потянуло на признания? Он искал, к чему бы прицепиться, и надеялся, что брат даст такой повод. Он был зол на себя за то, что оказался в такой грязи. Чтобы не сорваться, нужно было обвинить в этом кого-нибудь еще. Брам поднял брови и глубоко затянулся.

– И не говори.

– Не понимаю почему.

Брат вытянулся на стуле, его карие с красными прожилками глаза снисходительно улыбались.

– Это как у детей, которые мучат тех, кого больше любят.

Это, конечно, была шутка.

– Полагаешь, я тебя люблю?

Брам выпустил тонкую струйку дыма, выражение его лица не изменилось. Без сомнения, любой другой был бы задет такой резкостью, но только не его брат.

– Так же, как я тебя.

Потрясающая реакция. Он на все находил ответ. Это было единственное, что возмущало его в брате, и чему он завидовал. Уинтроп мог бы стать самым едким острословом в семье, но Брам был из тех, кому удавалось обидеть, но при этом оскорбление выглядело лестью, или наоборот.

– Ты любишь меня? – Черт возьми, почти невозможно скрыть недоверие в собственном голосе. – Ты, который, в детстве лупил меня, когда подворачивался любой удобный случай? Который считал себя лучшим во всем? Видит Бог, я всегда брал над тобой верх. Помнишь, как ты бросил мне грязь в глаза, когда я обгонял тебя наперегонки?

Брам пожал плечами:

– Я никогда не говорил, что ты постоянно нравился мне. Это абсолютно разные вещи.

Уинтроп стряхнул пепел в стеклянное блюдце на столе.

– Поверить не могу.

Брам улыбнулся в ответ на его сарказм.

– Ты вечно был маленьким и всем недовольным засранцем.

Он не мог перестать насмехаться.

– Зато ты всегда был само совершенство. – Брам с недоверием поглядел на него.

– Кто так говорил?

Не может же он быть таким тупым?

– Отец.

Брам мрачно затянулся.

– Он был не прав.

– Я знаю. – Казалось, он не может остановиться и продолжает говорить колкости брату, даже понимая их несправедливость. Что ему нужно от Брама? Чтобы тот признался, что он совсем не лучший? Но Брам не в силах этого сделать. Тот, кто мог сказать подобное, и кому можно было поверить, давно мертв.

От Брама через столик плыл ароматный дым.

– Ты до сих пор обижаешься на меня. Он принудил тебя испытать унижение, а ты обвиняешь в этом меня.

Уинтроп повертел сигару в руках.

– Увы, да.

– Меня он заставил прочувствовать, что, если я не буду самым лучшим во всем, я ничего не буду стоить. Именно поэтому я забросал тебя грязью в тот день. Я знал, что позднее он похвалит меня за это. Временами я ненавидел тебя и других ребят за то, что на вас не давил груз его ожиданий.