Кэтрин Смит - В ночи

Возможно, ей просто так сильно хотелось любви, что она схватилась за первый попавшийся шанс, чтобы попробовать, что это такое. Подвернись случай, она вкусила бы ее давным-давно. Ее родители не принадлежали к тому сорту людей, которых ребенок может пожелать себе, но у нее были дедушка с бабушкой, дядья и тетки, которые любили ее, особенно дорогая тетя Эмили. Тони был привязан к ней, его родственники всей семьей и каждый в отдельности с радостью принимали ее. Она знала, что такое любовь. Но любовь мужчины к женщине была загадкой.

Уинтроп Райленд не любил ее, во всяком случае, так, как она это понимала. Чем сильнее сердцем она тянулась к нему, тем настойчивее разум твердил ей, что самое лучшее, если он оставит ее в покое.

Она наконец выплакалась, вытерла глаза платком. И тут запоздало сообразила, что это был его носовой платок. Вот она – ирония судьбы. Голова болела, глаза жгло огнем, а в груди – отчаянная пустота. И она поняла, что это означает. Она любит Уинтропа Райленда.

Да, он причинил ей боль, но она не в силах забыть его и любит еще больше. Он предал ее, чтобы защитить себя, ну и что? Его первой мыслью было позаботиться о брате. И разве может она не любить человека, для которого семья важнее самого себя? Если бы она удосужилась подумать, то поняла бы его логику, хотя это и не избавляло от боли, от ощущения, что существовавшее между ними исчезает, словно дым.

Господи, когда же все это кончится? Она просто сойдет с ума! Она больше никогда не осмелится полюбить, если такая мука вновь ожидает ее. Подумать только, она переживала, что вышла замуж не по любви. Теперь она была рада этому.

– Вижу, я приехал кстати.

Улыбнувшись, она закрыла глаза. Натаниэль вошел в комнату. Несмотря на угрызения совести при взгляде на то, как неестественно прямо он двигается, Натаниэль был желанным средством отвлечься. Хотя он, несомненно, захочет поговорить об Уинтропе. Он был тем, за кого можно было ухватиться. На него она постарается опереться и переждать, пока вернутся собственные силы. Он мог почувствовать ситуацию и подсказать, слишком или недостаточно она сурова к Уинтропу. Он разумно мыслил в отличие от нее, утратившей способность видеть себя со стороны.

Но самое главное – он был готов подставить, плечо, на котором можно было выплакаться.

– Ты самое желанное средство от моей меланхолии, – сообщила она ему, усаживаясь на противоположный конец скамьи.

Он облокотился на оконную раму и взял ее ступни в свои ладони.

– Вот и отлично. Сегодня первый день из четырех последних, когда нет дождя. Ты заслужила передышку.

Она улыбнулась, и от сердца отлегло. Натаниэль знал, что сделать, чтобы она почувствовала себя лучше.

К счастью, он и сам выглядел вполне пришедшим в себя. Его лицо обрело прежний вид, за исключением двух небольших заживающих порезов и расплывающейся желтизны, оставшейся от одного, ну, может быть, двух синяков. Он говорил всем, что поскользнулся на льду у дверей Мойры, объясняя, таким образом, свой внешний вид и то, почему он отлеживался у нее в доме.

Вот еще один человек, которому приходилось лгать, чтобы защитить Уинтропа Райленда и его тайны. Большинству людей стоило бы большого труда скрыть все это. Секреты Уинтропа могли бы уничтожить его или отправить в тюрьму. Но были ли они опаснее, чем то, что прятал от людей Натаниэль? Ее собственная тайна, выйди она на свет, разрушила бы ее жизнь, и в результате она оказалась бы под отчим кровом, у матери, которая никогда не относилась к ней иначе, как с раздражением.

– Так почему мы плачем, любовь моя? – Натаниэль легонько похлопал ее по колену. – Сегодня он опять не пришел?

Они оба знали, кто такой «он».

– Он только что ушел, перед твоим приходом. – Ее друг нахмурился в замешательстве.

– Тогда чего же лить слезы? Разве он не бросился к твоим ногам и не попросил, чтобы ты вернула его назад?

Она шмыгнула носом, а пальцы комкали влажный носовой платок.

– Он сказал, что я могу делать с ним все, что хочу. – Натаниэль по-прежнему был в замешательстве.

– А в чем тогда проблема?

Она посмотрела на него. Неужели это не очевидно?

– Я не должна указывать ему, как поступить, он сам должен понимать!

Натаниэль хохотал в ответ на ее раздраженный тон.

– Девочка моя, он – мужчина. Ты не можешь ожидать от него, чтобы он понимал, чего ты хочешь. Этого никогда не будет.

По-видимому, ее друг не осознает, что принадлежит с ним к одному полу.

– Любой должен понимать, что нужно извиниться за то, что сделал, – продолжала она настаивать. – Ему не приходит в голову. Он ведет себя так, словно я должна быть счастлива простить его.

– Наверное, ты выдаешь желаемое за действительное. – Натаниэль усмехнулся. – Ты готова смилостивиться над ним?

– Да, провались оно все, да. – Она скомкала платок, словно зажав в кулак внутреннюю решимость. – Я хочу простить этого мужлана, но не могу.

Натаниэль понимающе кивнул.

– Это гордыня.

– Совсем нет! – Она отстранилась от него и села выпрямившись. Как она ненавидела, когда ей говорили, что ее гордость страдает или поддерживает ее. Это неправда! – Мне это необходимо. Как я могу узнать, по-настоящему ли он раскаивается, если он не говорит об этом?

Он глядел на нее так, словно ему было жаль ее.

– Суди по его поступкам, дитя.

– Как я могу доверять им? Он ведет себя так, будто обожает меня, а потом меня же обворовывает! – Господи, голова просто разламывалась.

– Попытался обокрасть тебя.

– Давай не будем спорить по мелочам, Натаниэль! – Сейчас ей было нужно, чтобы он признал: не застань она Уинтропа на месте преступления, никогда бы не узнала правды. – Единственное, что мне надо, – это чтобы он сказал «прости» и пообещал, что будет доверять мне в будущем. Разве это трудно сделать?

Натаниэль покачал головой, от веселости не осталось и следа.

– Думаю, что нет.

Мойра повесила голову, глаза снова наполнились слезами.

– Я не желаю, чтобы мое прощение было само собой разумеющимся. Я отдала ему свое доверие и собственное тело, и он принял все это! Я желаю, чтобы он предложил мне себя. Мне необходимо знать, что только я владею его сердцем, что он абсолютно беззащитен, когда рядом со мной. Может быть, я прошу слишком много, но только это мне и нужно.

Натаниэль обнял ее за плечи, когда по ее щекам, заструились слезы, и прижал к груди, не обращая внимания на свои ребра, которые давали о себе знать.

– О, девочка моя дорогая. Ты любишь этого самца, правда ведь?

Она кивнула, его колючий сюртук тер ей щеку.

– Боюсь, что так.

Он гладил ее по волосам.

– Как, ты думаешь, он относится к тебе?

На этот раз она покачала головой, вытирая глаза.

– Что-то он, конечно, испытывает, иначе не стал бы так настойчиво обхаживать меня. Я не права? – Глупо, наверное, было так говорить, но в глубине души она верила в это.