Дайна Джеффрис - Жена чайного плантатора

– Не шевелись. Держись за меня крепко. Смотри туда. – Гвен указала вправо. – Видишь, вон там…

– Я буду осторожно.

Гвен глянула вверх. Облака сгустились и закрыли солнце. Пахло влажной зеленью, сырой землей и чем-то неопределенным от самой воды. «Какими-то солями, – подумала Гвен, – или еще чем-то, что вода впитала в себя по пути». Она услышала позади шум и оглянулась через плечо, но это была всего лишь пара обезьян, которые прыгали среди ветвей.

– Ты любишь воду, да? – громко сказала Гвен и покрепче обняла Лиони.

Девочка посмотрела на нее, лицо ее сияло от восторга.

Прошло несколько минут. Гвен не отрывала глаз от скалистых уступов напротив, где вода взлетала, прежде чем с грохотом упасть в омут, где утонула Кэролайн. Самого омута не было видно, Гвен могла только представлять себе пенящуюся внизу воду и отчаяние, которое испытывала ее предшественница.

В этот момент Лиони запрокинула голову и радостно засмеялась, потом подняла вверх руки. Ветер смахнул с нее красную шаль. Гвен нагнулась подхватить ее и ослабила свои объятия всего на пару секунд. Солнце выглянуло из-за облаков и ослепило ее ярким светом, отраженным от кристально чистой сверкающей воды. В лицо полетел поднятый с земли ветром песок, а за спиной раздался рокот мотора. Глаза у Гвен заслезились, она пыталась удержать Лиони, но девочка выскользнула у нее из рук.

Пока Гвен протирала глаза, Лиони стояла, освещенная солнцем, спиной к водопаду. Снова сильно дунул ветер, девочка испуганно покачнулась и, растерявшись, сделала шаг назад, а не вперед. Гвен протянула к ней руку, Лиони пошатнулась под новым порывом ветра, раздувавшим ее красное платье и толкавшим малышку к бездне.

За долю секунды Гвен ощутила всю силу своей любви к дочери – абсолютной, до замирания сердца.

Лиони упала на колени.

– Не поднимайся! – крикнула ей Гвен и, встав на четвереньки, поползла вперед, чтобы схватить девочку.

Вдруг рядом оказался Лоуренс. Он сгреб Лиони в охапку и отнес к машине. Гвен, не вставая с колен, ошалело глянула вниз. Опасность была совсем рядом. Ветер стих, Гвен кое-как поднялась на ноги и кинулась к Лоуренсу.

– Дай ее мне! – крикнула она и крепко обняла трясущегося ребенка.

Никто не говорил ей, что быть матерью – это значит чувствовать любовь настолько безусловную, что от нее захватывает дух, и страх настолько ужасный, что потрясает до глубины души. Никто не говорил, как близки эти два чувства. В голову Гвен заползла пугающая мысль. Если бы у нее хватило смелости спрыгнуть вниз, все закончилось бы. Годы жизни под гнетом вины. Страх. Ненависть к себе. Все. Потом эта мысль пропала.

Но Лоуренс, должно быть, заметил что-то в ее лице.

– Нет, Гвен. Подумай о другом своем ребенке.

Все еще не придя в себя от пережитого шока, она слышала голос Лоуренса, но слов не понимала.

– Что ты сказал?

– Я сказал, подумай о другом своем ребенке.

Она уставилась на него. Все вокруг стихло. Застыв в этом мгновении, Гвен ощущала ласкающее дуновение ветра на щеках. Она огляделась, каждая деталь окружающего мира виделась ей абсолютно отчетливо, хотя она ни к чему конкретному не приглядывалась. Трава казалась какой-то не такой, словно ветер раскачивал ее стебельки медленнее, чем обычно. А насекомые – их так много, но они как будто зависли в воздухе и не двигаются. И птицы перелетали с дерева на дерево как-то тяжело и неспешно. Вдалеке послышался шум. Какой-то крик. Кто это? Коза? Колокол звонит? На мгновение в голове у Гвен замерли все мысли, словно мир пришел ей на помощь, хотел спасти от боли, от сожалений о содеянном. Но боль не исчезла. И наконец вернулась полной мерой вместе со звуком падающей воды.

Гвен посмотрела на Лоуренса:

– Ты знаешь? – (Он кивнул.) – Давно?

– Нет.

– Я думала, ты уехал в Коломбо.

Лоуренс с обеспокоенным видом покачал головой:

– Мне было нужно поговорить с тобой. Я не мог уехать. Слушай, в багажнике есть одеяла. Я сейчас отвезу вас домой. А машину мы с Ником заберем позже.

Гвен обернулась, посмотрела на то место, где стояли они с Лиони, и задрожала, представив, что могло случиться. Пока Лоуренс доставал одеяла, она держала дочь и, гладя ее по щекам, шептала ей все те слова, которые до сих пор не осмеливалась произнести. Говорила, как она виновата, просила прощения, повторяла это снова и снова. Хотя девочка едва ли понимала все эти слова, но смотрела в глаза Гвен и улыбалась.

Когда Лоуренс вернулся, Гвен взглянула на него:

– Это было безрассудно. Не стоило привозить ее сюда, но она так хотела увидеть водопад.

– Она в шоке. Все будет хорошо. Ты стояла довольно далеко от края. Из-за ветра тебе показалось, что вы совсем близко, но на самом деле опасности не было. Поехали отсюда.

Лоуренс взял Лиони и, прижав к себе, отнес в машину, усадил на заднее сиденье и погладил по волосам, сказав:

– Теперь все в порядке, малышка.

В небе с криком пронеслась какая-то птица, Гвен посмотрела на кусок ткани, который так и держала в руке, – красную шаль Лиони. Она подняла ее вверх и разжала руку. Ветер подхватил шаль и поволок в ущелье, играя с ней, как с воздушным змеем, мял и трепал ее, пока та шла к неизбежному снижению. Мелькнув яркой точкой на фоне сверкающей воды, шаль в последний раз трепыхнулась и исчезла из виду.

Пять недель спустя прекрасным майским утром Лиони тихо умерла во сне. Гвен проводила с ней бо́льшую часть времени, гладила по лбу и берегла от жары. Потом они с Навиной вымыли ее и расчесали ей волосы. Гвен глубоко погрузилась в тоску, отстранилась от всего близкого и знакомого и уже не надеялась когда-нибудь выбраться из этого горя и вернуться к нормальной жизни.

Вскоре после инцидента у водопада Лоуренс захотел объяснить ей, как он узнал. Что-то обнаружилось в семейном архиве, сказал он, как и предполагала Фрэн, но Гвен была тогда так расстроена ухудшением состояния Лиони, что не могла углубляться в детали.

– Позже, – сказала она, – ты расскажешь мне все это позже, – разразилась слезами и выбежала из комнаты.

В тот момент она не могла обсуждать, почему отдала свою дочь чужим людям, слишком сильна была боль.

Теперь, не способная ни говорить, ни пить, ни есть, она больше всего сожалела о том, что слишком поздно поняла, как сильно любила Лиони. Больше она никогда ее не увидит, не погладит по волосам, не услышит ее голоса и не сможет восполнить того, что не успела ей дать. Это было самое худшее. Боль от утраты дочери не уменьшалась. Ей предстояло жить после смерти своего ребенка, это казалось физически невозможным. Ужасную шутку сыграл с ней безразличный мир.

Навина положила одетую в длинное белое платье Лиони в детской. Гвен стояла чуть в стороне и в немом отупении смотрела на девочку. Несколько слуг пришли положить цветы вокруг Лиони. Даже Макгрегор появился. Когда он вошел в комнату, горло Гвен сжалось. Она взглянула на него еще до того, как он посмотрел на Лиони, и увидела, что он очень бледен. Гвен сглотнула вставший в горле ком и подошла к постели. Макгрегор посмотрел на нее и протянул ей руку, в глазах его застыла боль. Гвен никогда еще не видела его таким и подумала, не вспоминает ли он тот день, когда хоронили Томаса.