Дайна Джеффрис - Жена чайного плантатора

– И тем не менее, будь она белой, даже если бы я действительно сделал эту ужасную вещь, вы бы ни о чем не задумались.

– Это нечестно. Если бы девочка была белой, у меня не появилось бы причин думать, что она не дочь Лоуренса.

Сави вздохнул:

– Он всегда меня недолюбливал. Я не знаю почему.

– Лоуренс – человек разумный.

– Не в тех случаях, когда дело касается меня.

Гвен протянула ему руку. Он не взял ее, а вместо этого отошел к кромке воды. Гвен быстро сглотнула и бросила взгляд на собравшихся неподалеку птиц. Сави резко обернулся, и птицы, сорвавшись с места, понеслись над водой.

– Все эти годы вы жили в аду. Почему вы не поговорили со мной?

– Тогда я была очень молода и напугана. Я не знала, что делать. Пробыла здесь совсем недолго и вас почти не знала. – Гвен смотрела, как на шее у Сави пульсирует жилка, и ждала, когда он заговорит. Но он молчал, и она продолжила: – Я находила вас очаровательным. Даже очень, честно сказать. Лоуренс был холоден ко мне. Я чувствовала себя одинокой. Но потом, когда родилась Лиони, я возненавидела вас.

– Сожалею, если дал вам повод для этого, – с горечью в голосе произнес Сави.

Гвен посмотрела на него. Его искренность была крайне убедительной, но она не знала, как совладать со своими противоречивыми чувствами. Она испытывала невероятное облегчение, окончательно уверившись, что Сави не отец Лиони, и одновременно ужасалась тому, что могла так плохо думать о нем.

На глазах у него застыли слезы, но заговорил он с улыбкой:

– Подведем под этим черту? Я женат на вашей кузине, теперь ваш зять. Можем мы начать сначала?

– Мне бы этого хотелось.

Сави протянул руки, и Гвен подошла к нему, трепеща от облегчения, с влажными глазами. Когда они отстранились друг от друга, она утерла слезы. Сави взял ее руку и нежно поцеловал:

– Если я могу чем-то помочь… найти какие-то записи, посидеть в архивах в Коломбо. Разобраться, есть ли какие-нибудь сведения, которые помогут нам подобрать ключ к наследию Лиони. Под этим я, конечно, подразумеваю наследие вашего мужа.

– Спасибо вам, – улыбнулась Гвен. – Огромное спасибо! Не могу передать, как много это для меня значит. Простите.

– Я удивлялся, почему наши пути так редко пересекаются и вы сами на себя были не похожи в тот раз, когда я приезжал в ваш дом с Верити.

– Она привезла вас только для того, чтобы насолить мне.

– Думаю, вам стоит поговорить с айей . Часто слуги, много лет прожившие в доме, знают о семье больше, чем сами члены семьи.

Гвен убрала за ухо прядь волос, которую трепал ветер:

– Вряд ли Навине что-нибудь известно. Она первая убедила меня, что нужно отдать Лиони в деревню.

– Понимаю. Поиски могут занять какое-то время. Такие вещи обычно тщательно скрывают, но у меня есть хорошие связи, и если нам есть что искать, а я уверен, что есть, то мы это найдем. Я сообщу вам, как только узнаю что-нибудь конкретное.

– Спасибо.

– А теперь не хотите ли пообедать? Фрэн ждет нас.

– Благодарю, но я лучше немного посижу здесь.

Сави сложил ладони перед грудью и слегка поклонился, как при их первой встрече. Казалось, это было так давно.

Он ушел, а у Гвен, наконец освободившейся от чувства вины, закружилась голова. Но как странно все обернулось! Если бы Фрэн не познакомилась с Сави и не вышла за него, она, Гвен, никогда не узнала бы, что не совершала измены. Теперь она в этом уверена, но все равно нужно еще найти подход к Лоуренсу. Он должен узнать, что Лиони – его дочь. Оставался один вопрос: поговорить с ним сейчас или ждать, пока она откопает какие-нибудь свидетельства того, что в его семье есть цейлонская кровь.

Гвен покрутила в голове эту мысль. Нет, лучше подождать. Она поплотнее завернулась в шаль, так как поднялся ветер, и едва могла поверить, что этот день близок. И все же, несмотря на радость, что ей больше не нужно таить в душе ненависть к Сави, ничто не могло стереть из памяти тот факт, что она отдала своего ребенка чужим людям. Гвен сидела на скамье, смотрела, как ветер гнет деревья на другом берегу озера Нувара-Элия, и никогда еще не чувствовала себя такой одинокой.

Как только Гвен и Лоуренс вернулись домой, они узнали, что новый товар под маркой «Хупер» после декабрьского появления в продаже стал пользоваться спросом, и, хотя цены на чай сильно упали, прибыли обещали быть значительными. Кристина тоже написала им из Америки, ее слова поддержали их позитивные ожидания: все будет становиться только лучше, уверяла их Кристина. Впервые Гвен слышала имя этой женщины, не испытывая ни малейшей неприязни.

Хью тоже приехал домой на выходные. Он свыкся с тем, что Лиони больше не может играть с ним на улице или плавать в озере, и все равно проводил рядом с ней долгие часы – читал ей книжки и учил разгадывать кроссворды.

Гвен наткнулась на них, сидящих рядышком в углу детской и таких счастливых, что сердце у нее на миг замерло. Обоим было по восемь, но выглядели они совершенно по-разному: Хью крепко сбитый и высокий, совсем как Лоуренс, а Лиони хрупкая и хорошенькая. С каждым месяцем она все больше начинала походить на Гвен. Ее английский улучшился, девочка теперь говорила с отличным произношением. Верити в доме не показывалась. Гвен чувствовала себя свободнее и могла уделять больше времени обоим детям.

Она улыбнулась и спросила:

– Что вы там делаете?

– Рисуем, мамочка, – отозвался Хью.

– Можно мне взглянуть?

Он подтолкнул к ней два листа, и Гвен присела на корточки, чтобы рассмотреть их. Хью довольно прилично изобразил аэроплан – такой, какие использовали во время Великой войны.

– Это немецкий самолет, – пояснил он.

– Очень хорошо.

Но, взглянув на второй лист, Гвен увидела, что Лиони опять нарисовала водопад.

– Она все время рисует водопад, мама.

– Да.

– Ты можешь отвезти ее туда, чтобы она посмотрела? Один разо-о-о-чек, – ноющим голосом протянул Хью.

– Я пришла сюда не для того, чтобы разговаривать про водопады, дорогой. Я пришла сказать, что пора мыть руки перед обедом.

– Можно Лиони пообедает с нами?

– Ты знаешь, что Лиони ест с Навиной.

– Я считаю, что это нечестно.

– Правда? Ну, вероятно, ты не откажешься обсудить это со своим отцом за обедом.

Хью улыбнулся ей:

– Ладно, мама, ты выиграла.

Гвен так и не привыкла спать в комнате Лоуренса. Когда он возвращался домой, то обычно ночевал в спальне Гвен. В последнюю ночь перед очередным отъездом ее тронула его нежность. После того как они позанимались любовью, он крепко поцеловал ее в губы и со слезами на глазах погладил по щеке.

– Ты знаешь, что можешь сказать мне все, Гвен.

– Конечно. А ты мне.

Он закрыл глаза, но она видела, что подбородок у него едва заметно подрагивает.