Дайна Джеффрис - Жена чайного плантатора

– Поищем маму там? – услышала Гвен.

– Хорошая идея, старичок.

– Папа, а Уилфреду можно тоже войти?

– Давай-ка я первый загляну, а там посмотрим.

Гвен увидела темную фигуру Лоуренса в дверном проеме:

– О, Лоуренс, я…

Он подошел, навис над ней и, казалось, занял собой все пространство. Сказал несколько слов, и потом свет в ее глазах померк.

Когда Гвен пришла в себя, она услышала голос мужа. Они находились в ее спальне, рядом с Лоуренсом у окна стоял доктор Партридж. Она не видела их лиц, только силуэты и сложенные за спинами руки.

Гвен кашлянула, и доктор обернулся:

– Я бы хотел осмотреть вас, Гвен, если вы не против.

Она попыталась пригладить волосы.

– Ну, я наверняка выгляжу абсолютным пугалом, но, вообще-то, Джон, со мной все в порядке.

– Тем не менее… – Он заглянул ей в глаза, послушал сердце. – Лоуренс, ты говоришь, она упала в обморок?

– Я нашел ее на полу в лодочном сарае.

– И она казалась потерявшей ориентацию? – (Гвен посмотрела на Лоуренса, тот кивнул.) – У нее зрачки размером с булавочный укол и сердцебиение частое. – Партридж перевел взгляд на пациентку. – Где стакан, из которого вы в последний раз пили лекарство, Гвен?

– Я не знаю. Где-то снаружи. Не помню точно.

Гвен закрыла глаза и дремала, пока Лоуренс искал стакан. Он вернулся и передал его доктору.

Тот принюхался, обмакнул кончик пальца в остатки на дне и лизнул его:

– Это, кажется, очень крепкий раствор.

– Где порошки, которые прописал Джон? – спросил Лоуренс.

Гвен махнула рукой в сторону ванной. Лоуренс сходил туда и принес несколько прямоугольных бумажных пакетиков.

Доктор взял их и сдвинул брови:

– Но это слишком большая доза. – Лоуренс в ужасе уставился на него; Партридж выглядел ошарашенным. – Простите меня. Я не понимаю, как такое могло произойти.

– Ты, наверное, ошибся, когда выписывал рецепт.

Доктор покачал головой:

– Может быть, в аптеке неверно прочли. – (Лоуренс сурово поглядел на него.) – В любом случае Гвен должна немедленно прекратить принимать это. Для ее телосложения такая доза не подходит. Возможны некоторые реакции. Боли, потливость, беспокойство. У нее может быть плохое настроение. Позвоните мне, если через пять-шесть дней это не прекратится. Я посмотрю, что можно сделать.

– Буду надеяться. Это непростительно.

Доктор Партридж поклонился и ушел, а Лоуренс сел у постели Гвен.

– Скоро тебе станет лучше, дорогая. – Потом он протянул ей листок бумаги. – Я нашел один из рисунков Хью на полу в лодочном сарае рядом с тем местом, где ты упала.

– О, я удивилась, что он там делает, – сказала Гвен, стараясь не выдать волнения.

Действительно ли Лоуренс верит, что это рисунок Хью?

– Мы, наверное, не заперли дверь, но, думаю, это старый рисунок. Его последние намного лучше. По крайней мере, теперь всегда можно различить лицо. – Он улыбнулся, передавая листок Гвен.

Она заставила себя ответить улыбкой, беря его. Лоуренс ни о чем не догадался.

Три дня Гвен чувствовала себя ужасно. Злясь на Лоуренса за то, что он позвал врача и лишил ее снотворных порошков, она с ним не разговаривала, ела – совсем немного – в своей комнате. Ей было настолько плохо, что даже общение с Хью не могло поднять настроения. Больше всего на свете ей хотелось оказаться дома, с матерью, и никогда в жизни не встречаться с Лоуренсом Хупером. Она лила злые слезы.

Пока Гвен принимала лекарство, ее не мучили ни тревоги, ни головные боли, но теперь на нее как будто что-то нашло. Голова раскалывалась так, что она просто не могла ни о чем думать, ладони постоянно были влажными, а между грудей тек пот, отчего приходилось по три раза на дню менять ночную рубашку. Гвен едва сознавала, кто она, все суставы ломило, под кожу словно вонзали иглы, мышцы одеревенели, и каждое прикосновение к ним было болезненным.

На четвертый день, пытаясь вернуть себе подобие разумности, Гвен достала все письма матери и, заливаясь слезами, перечитала их. Нахлынули воспоминания о доме, мягкое утреннее солнце танцевало мозаикой света по разложенным на столе письмам. Она скучала по Англии – по морозным зимам, по первым подснежникам, по сладким летним дням на ферме. Но больше всего она скучала по той юной девушке, какой была: полной надежд и веры, что в жизни все будет прекрасно. Закончив плакать, Гвен приняла ванну, вымыла голову и почувствовала себя немного лучше.

На пятый день руки у нее все еще тряслись, но она решила одеться и – не без внутренних колебаний – пообедать в столовой. Гвен постаралась выглядеть как обычно и надела миленькое муслиновое платье с длинным шифоновым шарфом. Платье сидело на ней свободнее, чем раньше, но юбка его очень приятно колыхалась, когда Гвен шла, и это давало ей упоительное ощущение, будто ее ноги омываются струями прохладной воды.

Уже давно перевалило за полдень, но она решила быстренько проверить запасы продуктов в кладовой и, отворив тяжелую дверь, удивилась, увидев полки, трещавшие под тяжестью мешков с рисом, бутылей масла и ящиков виски. Аппу наблюдал за действиями хозяйки и, поймав на себе ее хмурый взгляд, пожал плечами и пробормотал что-то неразборчивое себе под нос. Гвен почесала в затылке. Непонятно. Что с ней не так? Неужели ей померещилось, что в прошлый раз, когда она заглядывала в кладовую, такого обилия продуктов там не было? Гвен покачала головой: как же неприятно терять контроль над собой!

Дожди еще не начались, небо прояснилось. Прежде чем идти в столовую, Гвен вернулась в свою спальню и открыла окно – воздух показался ей спертым. С другого конца сада до нее донеслось насвистывание садовника. В доме зазвонил телефон, кто-то запел. Все казалось таким нормальным. Выходя из комнаты, она уже почти уверилась, что нарушенная сделка с Господом осталась в прошлом, и даже начала сомневаться, имеет ли она вообще веру? Но пришла к заключению, что имеет, иначе как бы она могла надеяться на прощение?

Стол к обеду был накрыт на четверых. Лоуренс, мистер Макгрегор и Верити уже сидели на своих местах, два мальчика-слуги ждали сигнала.

– Ах, вот и она, – с широкой улыбкой проговорил Лоуренс.

Как только Гвен опустилась на стул, еду мгновенно подали.

– Очевидно, суфле может испортиться, – сказала Верити. – Оно и в лучшие времена не всегда удается.

За едой говорили о чае, грядущих аукционах и залоге, который внес Лоуренс за новую плантацию. Верити, казалось, была в отличном настроении, и Лоуренс тоже выглядел счастливым.

– Ну, я рад сообщить, что недавние инциденты в рабочих линиях, похоже, улажены, – сказал Макгрегор.

– Мистер Ганди намерен снова посетить Цейлон? – спросила Верити.

– Сомневаюсь. Но если он и приедет, это не доставит нам проблем. Рабочим не разрешат пойти на митинг.