Дайна Джеффрис - Жена чайного плантатора

– Я заметила храм, и только. Он был здесь все время? – (Гвен покачала головой, отметив про себя, что Верити напряженно ждала ее ответа.) – И где же он нашелся?

– В магазине, в Коломбо.

– Если ты спросишь мое мнение, думаю, тебе следует последить за Навиной.

Гвен стиснула зубы и вышла из гостиной, не полагаясь на свое терпение, уж лучше смолчать. «Ну и наглая девица! – думала она, идя по коридору. – Навина, а то как же! Можешь водить за нос своего брата, Верити, но я не удивлюсь, если это ты взяла браслет».

На следующий день жара нагрянула раньше обычного, утренний воздух успел сгуститься и не освежал. Встреча с Сави Равасингхе оставила во рту у Гвен кисловатый привкус и вызвала наплыв пугающих воспоминаний. Сердце не унималось всю ночь, так что она почти не спала. Желая избежать еще одной встречи с сингалом до его отъезда, Гвен поспешила приняться за домашние дела.

Хотя тело у нее ныло от усталости, до наступления нестерпимой жары она решила проверить, как идут дела с приготовлением сыра. Кухонный мальчик, который занимался этим во время ее болезни, довольно хорошо наловчился, но пришла пора ей снова взять дело в свои руки. В любом случае Гвен уже соскучилась по чувству гордости, которое возникало, когда ей удавалось создать нечто большее, чем вышитая подушка.

Закрыв боковую дверь дома, она окинула взглядом двор и с удовлетворением отметила, что цветы на засаженных ею клумбах зацвели. Просто удивительно, как здорово приживались здесь некоторые растения, привезенные из Англии: розы, гвоздики, даже душистый горошек.

Хью вышел вместе с ней и катал по двору тележку.

– Ну что, Хью, – сказала Гвен, у которой на душе скребли кошки, но она старалась скрыть это, – хочешь посмотреть, как мама готовит сыр?

– Не-е-т. Я хочу играть с Уилфом.

– Хорошо, дорогой. Но ты ведь знаешь, что в лес ходить нельзя, не так ли?

– Да. Да. Да. Да. Да. Да. Да.

Гвен засмеялась:

– Отлично. Я поняла. Если захочешь вернуться в дом, приди и скажи маме.

Отперев дверь своей сыродельни, она оставила ее слегка приоткрытой, чтобы слышать весело напевавшего себе под нос Хью, и огляделась. Было что-то невероятно умиротворяющее в приготовлении сыра, и Гвен улыбнулась, радуясь, что оказалась в своих чертогах. Все сверкало чистотой. На мраморной столешнице, где они мешали молоко, ни пятнышка, но в воздухе висел кисловатый запах, и кто-то оставил окно открытым. Странно, подумала Гвен, мы никогда так не делаем.

Она затворила окно, чтобы в молоко не налетели мошки, потом заново протерла все поверхности – пусть на них не будет ни пылинки. Подошла к тяжелому бидону и, немного сдвинув его с места, заметила рядом на полу следы пролитого молока. Гвен вытерла пол и наклонила бидон, чтобы отлить из него дневную норму в кастрюлю, которую использовали для нагревания. Потом вышла наружу кликнуть мальчика, чтобы отнес молоко на кухню. Однако, оказавшись во дворе, Гвен поняла, что там тихо. Слишком тихо.

– Хью, где ты? – позвала она.

Ответа не было.

Гвен объяснила кули, что́ ему нужно сделать, и пошла в заросли высоких деревьев искать сына.

– Хью, ты тут?

Тишина.

Гвен вернулась к дому, но остановилась снаружи. Он мог войти, но тогда сказал бы ей и она услышала бы, как открывается дверь. Гвен пересекла двор и, оказавшись у края леса, услышала собачий лай. Хью, наверное, ушел в лес вслед за собакой.

Она сделала несколько шагов по туннелю из деревьев и тут же пошатнулась, потому что в нее врезался Хью.

– Там девочка, мама. Большая девочка.

Гвен присела на корточки и нахмурилась, а Спью и Джинджер, поставив лапы ей на колени, стали лизать хозяйке лицо. Она отпихнула собак и вытерла щеки рукавом:

– Это кто-то взаправдашний, Хью?

– Да. Она не может встать, мама. Спью услышал, и мы с Джинджер ушли за ним.

– Пошли за ним, дорогой, – поправила его Гвен, вставая и отряхиваясь. – Посмотри, на что я теперь похожа.

– Мамочка! Пойдем!

– Да, ты лучше покажи мне эту девочку, если она взаправдашняя.

Хью взял маму за руку и потащил.

На тропинке он увидел разбитый глиняный кувшин и наклонился поднять его.

– Не надо. Оставь, – сказала Гвен.

Мальчик надулся, но оставил свою находку на месте.

– Далеко она? – спросила Гвен и взъерошила сыну волосы.

– Нет, она близко.

Гвен вздохнула и подумала о своем сыре. Скорее всего, это окажется пустой тратой времени. Но вот они прошли еще немного дальше, и она заметила работника, склонившегося над кем-то, сидевшим на земле.

– Его здесь не было, – сообщил Хью. – Она была совсем одна.

– Думаю, нам лучше вернуться, – сказала Гвен. – Раз с ней теперь кто-то есть.

– Мама! – Хью насупился. – Я хочу остаться.

– Нет. Пошли. – Она потянула сына за руку и кликнула Спью.

Только они развернулись, чтобы уйти, как их остановил резкий крик. Гвен и Хью обернулись.

– Мама, ты должна ей помочь, – заявил мальчик с упрямым видом, напомнившим ей Лоуренса.

Поглядев на мужчину и ребенка, Гвен поняла, что девочка не может встать и каждый раз, когда мужчина пытался поднять ее, вскрикивает.

– Ладно. Давай разберемся, что тут происходит.

Хью хлопнул в ладоши:

– Хорошая мама! Хорошая мама!

Гвен улыбнулась. Сын повторял ее собственные слова, она часто называла его «мой хороший мальчик».

Хью побежал вперед и остановился в нескольких футах от мужчины, склонившегося над девочкой.

– У нее нога какая-то смешная, – широко раскрыв глаза, проговорил Хью.

Мужчина посмотрел на них, и Гвен с удивлением узнала в нем тамила, которому помогла, когда только что приехала на плантацию, – того, поранившего ногу. По смятению на его лице Гвен поняла, что он тоже ее узнал. Из-за их предыдущей встречи у него были неприятности, и она прекрасно понимала, что этому человеку, вероятно, не по вкусу ее участие. Однако она присела на корточки и осмотрела девочку, а та подняла голову и взглянула на нее большими, полным слез карими глазами. Дыхание у Гвен участилось. Глаза девочки напомнили ей о Лиони, она инстинктивно протянула к ней руку, кровь бросилась в голову.

Гвен постаралась прервать поток воспоминаний о дочери и успокоиться. Эта девочка была старше Лиони, ей лет восемь, она тамилка, а не сингалка, и кожа у нее гораздо темнее. Нога бедняжки была изогнута под каким-то странным углом, лодыжка опухла, а одежда была мокрая. Сперва Гвен подумала, что девочка описалась, но, принюхавшись, поняла, что от нее пахнет молоком.

– Иди и принеси кувшин, который мы видели, Хью. Разбитый, на тропинке.

Когда мальчик вернулся с двумя черепками, девочка отпрянула и заговорила на тамильском.

– Она просит прощения, мама.

– Ты ее понимаешь?

– Да, мама. Я каждый день слушаю кухонных мальчиков.