Дайна Джеффрис - Жена чайного плантатора

– Он один из главных агитаторов на плантации. Вы, наверное, не забыли, как однажды этот человек воткнул себе гвоздь в ступню, пытаясь вытребовать незаработанные деньги. Вероятно, он и ногу ребенку сам сломал.

Теперь Гвен уже трясло от смеси злости и страха.

– Нет, мистер Макгрегор, он этого не делал. Она упала из окна сыроварни.

– Откуда вы знаете?

Гвен выдержала его взгляд, жалея о сказанном:

– Давайте лучше сосредоточимся на том, как нам доставить ребенка домой, не причинив ему вреда.

– Что она делала в сыроварне? Рабочим запрещено приближаться к дому. Вам это известно.

Гвен ощутила жар на щеках.

– Лучше не говори ему, – пропищал Хью.

Макгрегор заглянул в комнату и резко спросил:

– Чего лучше мне не говорить? Что эта паршивка делала в сыроварне?

– Я…

Наступила напряженная тишина.

– Думаю, она приходила за молоком.

– Мама! – крикнул Хью.

– Приходила за молоком! Дайте-ка я выражусь без обиняков. Вы говорите, она воровала?

Гвен уставилась в пространство перед собой, и ее охватил ужас.

– Я ее не видела. Просто у нее платье было мокрое, окошко осталось открытым, и на полу в сыроварне кто-то пролил молоко.

Хью вышел из кладовой, встал рядом с матерью и просунул ладошку ей в руку.

– Она взяла молоко для своего младшего брата, – сказал он. – Ее братик заболел, и она подумала, что так ему станет лучше. Она очень сожалеет.

Макгрегор поморщился:

– Еще бы! Ее отец пожалеет об этом еще больше. Наверняка это он подговорил дочку. Ее отца высекут и лишат дневного заработка. Я не допущу, чтобы мои работники воровали из хозяйского дома.

Гвен ахнула. Этот человек, кажется, совершенно лишен сострадания к людским несчастьям.

– Мистер Макгрегор, прошу вас. Это всего лишь немного молока.

– Нет, миссис Хупер. Если такое сойдет с рук одному, остальные тоже полезут. Мы должны управлять строго, иначе начнется хаос.

– Но…

Макгрегор поднял руку:

– Мне больше нечего сказать по этому поводу.

– Он прав, – встряла Верити. – Теперь секут меньше, чем раньше, но все равно иногда нужно напомнить рабочим, кто тут главный.

Гвен пришлось напрячься, чтобы не сорваться на крик.

– Но у них теперь есть права, разве не так?

Верити пожала плечами:

– Вроде того. Из-за распоряжения о минимальном размере заработка рабочих на плантациях им подняли плату и стоимость субсидируемого риса устанавливается принудительно, но это все. Не забывай, что за три года до этих указов мы уже снабжали рабочих рисом по низким ценам. Лоуренс всегда поступал по справедливости.

– Я знаю.

– Но видишь ли, в указах ничего не сказано о запрете порки.

Стоявшая во дворе женщина, которая отошла в сторонку во время этой перебранки, снова подала голос, и Гвен подошла к ней. Она заметила аккуратно разделенные на прямой пробор волосы, широкие ноздри, выступающие вперед скулы и золотые серьги, вдетые в длинные мочки ушей; под оранжевым сари на ней была чистая хлопчатобумажная блузка. Вероятно, эта женщина принарядилась, чтобы явиться в господский дом.

– Что она говорит, Хью?

– Она надела лучшую одежду и пришла забрать Ананди домой.

– Скажи ей, чтобы возвращалась. До дома слишком далеко, девочка не сможет столько проскакать на одной ноге. Мы с Верити привезем Ананди на машине. Она будет сидеть вытянув ногу на заднем сиденье. – Гвен бросила взгляд на золовку, которая явно колебалась. – Верити?

– Ну ладно.

Вечер прошел тихо. О визите Сави Равасингхе не было сказано ни слова, хотя Гвен по-прежнему чувствовала себя несчастной, отчасти из-за нежданной встречи с художником, отчасти из-за ругани с Макгрегором. Она решила, что это Верити все ему рассказала, иначе с чего бы он появился в доме в День Пойя. Было не слишком прохладно, но огонь в камине так приятен, и Верити растопила очаг. Так как у слуг был выходной, Гвен сама приготовила простую еду: сладкие гренки и блинчики с фруктами и кокосом.

Занавески на окне были отдернуты, и она любовалась блеском лунной дорожки на воде. Нежно серебрящаяся поверхность озера чем-то напомнила ей атмосферу в Оул-Три и прозрачный пруд на вершине холма недалеко от дома. В полнолуние он так же мерцал, и ей всегда казалось, будто усадьба переносилась в какой-то призрачный, потусторонний мир.

– Смотри, мама, я ем морковку, – сказал Хью. – И Уилф тоже.

Гвен взглянула на его тарелку:

– Это не морковка, а дольки апельсина.

– От апельсинов тоже лучше видишь в темноте?

Гвен засмеялась:

– Нет, но они тоже полезные. Как все фрукты.

– Не сыграть ли мне? – предложила Верити, вставая со стула.

Она села за рояль, и Хью стал петь военные марши, придумывая на ходу слова, которых не знал, и хорошо, что не знал. Он хотел, чтобы мама тоже подпевала, и нетерпеливо на нее поглядывал, но она покачала головой и сослалась на усталость, хотя на самом деле просто была не в настроении.

Когда Хью уложили спать, Гвен присела на корточки у камина и пошевелила кочергой дрова, чтобы лучше горели.

Верити откинулась на леопардовую шкуру:

– Я люблю дни полнолуния.

Гвен не хотелось разговаривать, но раз уж ее золовка выказала склонность к милой беседе, придется поддержать ее.

– Да. Мне нравится делать все самой. Молюсь только, чтобы мы не потеряли плантацию. Плохо уже то, что Макгрегору придется уволить так много работников.

– Он уже сделал это. Ты не знала?

– Правда?

– Да, позавчера.

– Он сказал тебе, а не мне?

– Не обращай внимания. Он сказал бы тебе, если бы ты спросила, я уверена.

Гвен кивнула, хотя сомневалась в этом.

Сильно расстроившись из-за утренней стычки с управляющим, она после обеда забралась в постель, пока Хью спал, и кое-что так и осталось невыясненным. Гвен не знала, исполнил ли Макгрегор свою угрозу высечь отца Ананди, и пыталась представить, как поступил бы Лоуренс, будь он дома. Оставил бы он все на усмотрение управляющего или вмешался бы? Насколько ей было известно, за то время, что она провела здесь, никого на плантации не пороли.

Гвен потерла шею сзади, но это не избавило ее от напряжения.

– Ты не знаешь, исполнил ли Макгрегор свою угрозу? – наконец спросила она. – Того мужчину высекли?

– Да. – (Гвен застонала.) – Это было неприятно. Его жену заставили смотреть.

Уставившись на Верити, Гвен пыталась осознать сказанное ею.

– Неужели ты видела это?

Верити кивнула:

– Женщина сидела на пятках и издавала ужасные вопли. Как животное.

– О боже! И ты смотрела? Где это было?

– На фабрике. Ладно. Забудь об этом. Сыграем в карты?

У Гвен защемило сердце, и она прикусила губу, чтобы сдержать слезы.

Через пару часов Гвен лежала в постели и не могла уснуть – мысль о порке не шла у нее из головы. По стенам спальни ползали тени, а она снова и снова обдумывала свою роль в этой истории. Неужели она помогла незнакомой девочке из-за Лиони? Ее мысли смешались, она почувствовала себя одинокой и страшно затосковала по Лоуренсу – вот бы он сейчас обнял ее.