Елена Вахненко - Прошу на бис!

–Да, это так, Ваше Высокопреосвященство, – со вздохом (мне показалось, – не слишком искренним) подтвердил мой собеседник.

Я прищурился, обдумывая услышанное. Конечно, все пошло не по плану, но, быть может, есть шанс как-то повлиять на ситуацию? Стоило проанализировать создавшееся положение…

Я потратил какое-то врем, силясь отыскать возможные рычаги влияния. Увы, тщетно! Я упустил правильный момент: вооруженные группировки, нанятые противниками единственного Папы, успели сделать свое черное дело, растравив в местных жителях их давно тлеющую злость. Теперь в Савоне бушевали разгневанные толпы черни, и никто толком не помнил, с чего все начиналось… сейчас их было уже не остановить! Да, я опоздал.

–Боюсь, это неудача, Ваше Высокопреосвященство, – сказал мне секретарь, когда я испробовал все, что только мог придумать. – Придется отступить…

Мне чудилось, я слышу в его голосе смутное удовлетворение… это впечатление мне не понравилось, и я сделал себе мысленную зарубку как следует присмотреться к вроде бы верному помощнику… возможно, он стал опасен.

–Да, мы отступим, но это временное отступление, – холодно сказал я вслух, с деланным равнодушием взирая на собеседника и не показывая, до какой степени разочарован. – Это стратегический шаг назад…

–Нисколько не сомневаюсь, монсеньор… – усмехнулся в ответ секретарь.

“Да, – помнится, подумал я. – Он действительно опасен…”

Полагаю, пора рассказать о том…

…как я поссорился с понтификом

Я не унывал. Я достаточно умен, чтобы понимать: чем грандиознее цель, тем сложнее ее достичь! А что может быть величественнее желания положить конец Великой Схизме?! Ибо именно эта задача была моим ориентиром. Церковь должна была стать единой и нерушимой… конечно, без препятствий было не обойтись.

И тут я вынужден признаться, что не предугадал всех препятствий. Я многого опасался, но только не того, что произошло! Да и как можно было догадаться, что марионетка вдруг вообразит себя кукловодом?! А именно это и случилось.

Когда я прибыл в Ватикан, я сразу попросил Григория XII об аудиенции и был уверен, что получу разрешение посетить приемные покои Великого буквально сразу… ан нет! Мне передали, что Его Святейшество сильно занят и не может принять меня в ближайшие дни.

Какие, к черту, дни?! Я прежде не ждал и нескольких часов! Сказать, что я был ошарашен, – значит попросту промолчать. Я был в шоке столь сильном, что даже не разозлился… хотя стоило бы!

Наконец, мне разрешили появиться пред очами Святейшего, что я и сделал незамедлительно. Промаринованный длительным ожиданием (нечто, к чему совершенно не привык), я пребывал в дурном расположении духа и едва держал себя в руках. И мое настроение ничуть не улучшил тот ледяной прием, который оказал мне понтифик.

–Ваше Святейшество, я хотел обсудить с вами сложившуюся ситуацию, – заговорил я с усилием, изображая покорность, хотя голос слегка дрожал от сдерживаемых эмоций.

Папа поднял на меня пустой равнодушный взгляд.

–Да, Бальтазар, я тоже думаю, нам пора обсудить твой удручающий провал.

В лицо мне бросилась кровь, но я промолчал. Крыть мне, по сути, было нечем…

–Ты доказал свою бесполезность, – продолжал Григорий XII спокойным тоном, хотя мне чудилось, что наш местный святой искренне наслаждается происходящим. – По крайней мере, в этом деле.

Я почувствовал себя задетым. В конце концов, одна неудача после стольких лет беззаветной службы вполне допустима.

–Я намерен убедить вас в обратном, Ваше Святейшество, – сохраняя хладнокровие, возразил я. – Я исчерпал не все свои ресурсы… это было начало.

Папа сверлил меня взглядом.

–Извини, сын мой, но я полагаю, нужно сделать передышку. Есть кое-что важнее.

Я изумился. Что могло быть важнее столь высокой цели?!

–Да неужто? – ядовито протянул я, уже не стараясь скрыть раздражение. – И что же у вас на уме, Ваше Святейшество?

Он зачмокал своими сухими морщинистыми губами, прежде чем с видимым удовлетворением сказать:

–Не думаю, что это тебя касается, Бальтазар.

Полагаю, он давно хотел бросить мне в лицо эти слова. Раньше-то меня касалось абсолютно все… и я не собирался сдавать свои позиции сейчас.

Но я не хотел наседать на него. Я знал, когда следует “придержать коней”… поэтому я смиренно (и весьма неискренне) поклонился – и удалился, приняв решение выяснить два момента: на что переключилось внимание понтифика и кто именно умудрился столь быстро и умело настроить Григория XII против меня? А такой человек явно был, уж больно резко охладел к былому другу марионеточный церковник…

Мое подозрение пало на секретаря. И это ощущение еще больше усилилось, когда я пересекся с ним вскоре после роковой аудиенции с Папой… мой помощник стал совсем елейным, клейким, сахарным… предусмотрительным до тошноты! Я сделал вид, будто отношусь к нему с прежним доверием (которого, по сути, и без того было кот наплакал), памятуя нашу местную поговорку о том, что месть – блюдо холодное, его нужно как следует остудить, а уж потом – потреблять. Вот я и решил несколько остудить свое “кушанье”… а тем временем занялся более неотложным делом.

Как мне доложили те немногие, на кого я пока мог до определенной степени положиться, Григорий XII вознамерился подчистить кардинальский конклав, прошерстить своих верных князей Церкви… задача была названа и оформлена красиво, подана эффектно, приправлена псевдо благими намерениями… мол, нужно бороться с нечестивыми служителями Нашего Господа… но я-то знал, к чему все шло и откуда ветер дует. Наш дорогой понтифик хотел усилить партию моих врагов! Да-да, были и у меня враги, да ещё какие! Семейство Колонна, слышал о таких? Именно они! И Григорий XII начал активно убирал моих ставленников и назначать на важные посты сторонников ненавистных мне Колонна.

Я призадумался. Ситуация не радовала… как обернуть ее в свою пользу я не знал… да и возможен ли такой фокус, когда на руках – ни одного козыря?

Как я уже не раз упоминал, я никогда не сдаюсь без боя, не отступил и теперь. Я начал «обрабатывать» кардиналов, как новых, так и тех, что сумели удержаться на своём посту. Я увещевал их, обещая горы золота и прочих благ, которые могли бы прельстить сих сынов Церкви, надеясь восстановить над ними свой контроль.

Воплотить в жизнь этот блестящий замысел помешал один мой ярый недоброжелатель и тайный завистник – он наябедничал Папе обо всем, что происходило, и тот вызвал меня, своего некогда любимого слугу, «на ковёр».

Я предстал перед его старческими очами подобно напроказившему мальчишке – дерзкий, упрямый, насмешливый и непокорный… он смотрел на меня недовольно и сурово… пожалуй, мы и правда напоминали строгого отца и непослушного сына, вот только мне не стоило рассчитывать на родительское милосердие старика Григория!