Лариса Шкатула - Алмазный город

– А куда? – Таня все ещё не понимала.

– Ох, прости, ты же ничего не знаешь. Конечно, не место здесь для такого сообщения, но Алексей Алексеевич предложил мне стать его женой. Он считает, что ты не будешь возражать.

– Мамочка, да я… разве я могу быть против твоего счастья?!

– А я хочу, чтобы и тебе было хорошо, – всхлипнула Филатова-старшая. Они обнялись и разрыдались.

– Танечка, ты не беспокойся, Алексей Алексеевич – хороший человек.

– Знаю, мамочка, и тебя он очень любит.

– Правда?

– А ты до сих пор сомневаешься?

Подорожанский в растерянности смотрел на плачущих мать и дочь худенькие, большеглазые, удивительно похожие в этот момент друг на друга, они напоминали, скорее, двух сестер.

– Послушай, Янек, – прошептал он, – женщины от радости плачут?

– Плачут, – улыбнулся тот.

– Странные они существа.

– Странные, но красивые.

– Как думаешь, я не слишком стар для нее? – профессор всё не мог поверить, что Александра Павловна дала ему согласие не из жалости.

– Как сказал бы ваш студент по кличке Знахарь, не годы уроды, а люди.

– Что ж, против народной мудрости не попрешь! – повеселел профессор и скомандовал: – Ну-ка, девицы-красавицы, погружайтесь на телегу и рысью вперёд.

– Помнится, не так давно, профессор, вы утверждали, что в армии вам служить не пришлось, – хмыкнул Ян.

– Но я ничего не говорил тебе о своем воинственном духе, – отозвался Подорожанский.

– Виринея Егоровна небось хлебом-солью будет встречать?

– О ней-то я как раз и не подумал. Как только получил Шурочкино согласие, за телегой помчался – как бы слово своё обратно не взяла.

Один из бородачей взобрался на место извозчика и взял в руки вожжи, второй примостился рядом.

– Поехали, что ли, хозяин-барин?

– Поехали. Все расселись? Ян, а ты чего столбом торчишь? – громко крикнул профессор и сказал ему на ухо: – Ежели Егоровна чего учудить вздумает, прикроешь?

– Ой, кажется, я не закрыла на ключ квартиру, – встрепенулась Александра Павловна.

– Я закрыл, – успокоил её Подорожанский, передавая женщине ключ.

Она не меньше Подорожанского боялась грядущей перемены в жизни сказывалось многолетнее одиночество. Терзала боязнь: а вдруг что-то не сложится? И Александра Павловна вцепилась в ключ так, что побелели пальцы: всё-таки есть куда отступать!

– Скорее всего, пророчество Валтасара просто неправильно истолковано нашими мудрецами! – заявил вернувшийся после часа отсутствия Адонис. Столько лет прошло, сколько магов правили, сменяя друг друга… Может быть, он имел в виду не разрушение самого Аралхамада, а разрушение его устоев? Во всяком случае, последнее уже началось. Трудно поверить – верховный не просто разрешил, а прямо-таки уговаривал меня жить с тобой столько, сколько я захочу! Точнее, сколько смогу…

– Ты забываешься, – сухо сказала Наташа, не принимая его ёрнического тона.

– Прости, – повинился он, – но такое событие кого угодно выведет из равновесия. То, что разрешил сейчас маг, во все времена посвященным категорически запрещалось!

– А если кто-то из них любил женщину?

– Он должен был любить только Арала! А женщиной пользоваться по мере надобности.

– Какой кошмар! – содрогнулась Наташа.

– А для чего, по-твоему, существует Терем?

Наташа присела на край кровати – больше в этой комнате сидеть было не на чем. За время отсутствия хозяина она позволила себе покопаться в его шкафу, с удивлением обнаружить несколько женских вещей, в основном из прозрачного газа, и взяла принадлежавшее, как видно, самому Евгению-Адонису одеяние с ярко-красным драконом на спине, похожее на японское кимоно. Она выбрала из шкатулки, которую он и не думал прятать, черепаховый гребень с бриллиантами и наскоро соорудила с его помощью, прическу. Теперь раскрасневшаяся, во гневе, она напомнила посвященному иноземную принцессу, виденную им на одном из приемов во дворце императора. Господи, как давно это было!

– Еще немного, – сказала эта прекрасная женщина, – и мне впрямь захочется обрушить на ваш… Хамад какую-нибудь горку потяжелее.

– Если, конечно, у тебя это получится!

– Ты в этом сомневаешься? – в глазах Наташи мелькнуло нечто, удивившее посвященного: она верила в то, что сможет.

– Пощади, госпожа! – он шутливо воздел руки кверху. – Прости, что усомнился!

– Прощаю, – вздохнула она, подумав вдруг, не слишком ли быстро смирилась? Закалилась или очерствела? Ни тебе страха, ни смущения. Кажется, даже прабабки примолкли от неожиданности – не такой её себе представляли? Или наоборот, успокоились: без них со всем справится? Им-то самим кто помогал? Случались, конечно, рядом достойные мужчины, верные друзья, а в пору сомнений, когда надо принимать решение самостоятельно?

– О такой напарнице прежде я мог только мечтать. Честно говоря, до встречи с тобой считал женщин существами слабыми, истеричными, к серьезному делу непригодными, – вывел её из задумчивости голос Евгения. – А уж силу воли в вас я даже не подозревал.

Ей было приятно его восхищение, но что-то мешало этому чувству отдаваться. Осознание ненормальности происходящего? Дурные предчувствия? Сосредоточенность перед решительными действиями? Чтобы отвлечься от нахлынувших тревожных мыслей, она спросила:

– Скажи, а почему ты не уехал за границу? Или не пошёл воевать?

Он нахмурился.

– Потому что я, как бы помягче выразиться, махровый патриот. Это – на вопрос "почему не уехал". Я не хочу жить под чужим солнцем и любить чужих женщин. Разве могла где-нибудь ещё кроме России родиться такая женщина, как ты?

– Не отвлекайся, – сдерживая улыбку, сказала Наташа.

– А воевать… Не могу представить себя среди душителей революции. Классик что-то говорил про крестьянский бунт, бессмысленный и жестокий, но и в этом случае я не хотел бы воевать против собственного народа. Я вообще противник революции. Считаю, на почве, политой кровью, не может вырасти ничего хорошего, хотя в юности зачитывался социалистами-утопистами. Скажешь, я работал в таком заведении, где тоже не в бирюльки играют? Но я знал, или хотя бы верил, что наша работа делается в интересах государства Российского. Теперь же… Чего уж себя обманывать, я растерялся. Моя работа никому не нужна! Сам я никому не нужен! Страшно. А в чужой стране?

– Что же теперь делать? – Наташа примерила на себя его слова, и на душе вконец стало холодно – она зябко поежилась.

– Может, останемся здесь, а? – он опустился на пол и обнял её колени. – Со временем я стану верховным магом, заведу другие законы. Здесь, под землей, не доступные другим смертным, мы создадим свою страну, в которой все будут счастливы. Разве не об этом мечтали философы прошлого?