Элейн Барбьери - Полночный злодей

— Мадам… — Утонченное лицо Кларисы стало похожим на маску. — Неужели вы не понимаете? Я не могу не попытаться!

— Ты не можешь рисковать, пытаясь сама встретиться с Бертраном. — Мадам покачала головой, и ее полные щеки затряслись.

— Но время уходит!

— Послушай, Клариса. Ты окажешь плохую услугу своему брату, если окажешься рядом с ним в тюремной камере. Как только станет известно твое родство с Бертраном, ты сыграешь на руку Пуантро, который обретет над ним еще большую власть.

— Мадам… — Сердце Кларисы сжалось от боли. — Я должна что-то сделать!

— Ты должна ждать здесь. Я попробую навести справки.

— Мадам…

— Жди здесь.

Как только дверь за мадам закрылась, Клариса опустилась на кровать. Мысли путались в голове. Мадам была настоящим другом и желала ей добра, но Клариса не могла позволить, чтобы судьба Бертрана оказалась в чьих бы то ни было чужих руках. Она не могла рисковать жизнями Бертрана и Рогана. Ей необходимо попасть в тюрьму как можно скорее, а для этого был только один путь.

При виде подноса с завтраком Манон поняла, что чувствует парус, хлопающий на ветру. Мари методично готовила еду и приносила в комнату Манон, но та неизменно с отвращением отворачивалась от нее. Она потеряла аппетит с тех пор, как два дня назад Жерар, не сказав ни слова, покинул ее комнату. Вернулись ночные кошмары.

— Вы должны поесть, Манон.

— Я не могу!

Манон коснулась рукой лба. Бедная женщина чувствовала себя неважно. С того дня она будто лишилась сил, а тошнота все усиливалась. В тишине одиноких ночей Манон уже определенно ощущала крепнущую внутри себя жизнь — ребенок шевелился. Это будило в ней двойственное чувство — безграничную радость и уносящую последние силы боль.

Она не хотела поверить, что вновь жестоко оскорблена! Неужели Жерар прервал с ней все контакты после того, как настойчиво старался убедить ее в том, что их отношения имеют теперь постоянный характер, у них есть будущее, их союз основывается на глубоком чувстве? Она не желала допускать и мысли о том, что он просто использовал ее, как это бывало не раз прежде.

Жерар просил простить его. Разумеется, это означало, что он любит ее, и тем не менее…

— Манон, так не может больше продолжаться. — Мари была сильно обеспокоена. — Вы заболеете. Вы должны подумать о ребенке.

— О ребенке Жерара…

Морщинки на лице Мари обозначились резче.

— О вашем ребенке. Если господин Пуантро не пожелает признать его, вы должны…

— Остановись! Жерар сделал это не преднамеренно. Он просто целиком поглощен поисками Габриэль, и все остальное ускользает от его внимания.

— Вы должны посмотреть правде в глаза. Манон зажмурилась, паника неудержимо охватывала ее. Она не хотела признаться себе, что поняла значение взгляда Пуантро, брошенного на нее в последний раз… Она не хотела поверить, что он просто ненавидит ее.

— Манон…

Она заставила себя улыбнуться:

— Два дня не очень большой срок. Я пошлю ему записку и напомню, что беспокоюсь.

— Вы напрасно потеряете время. Он…

— Я пошлю ему записку!

Что-то похожее на ненависть к Мари зародилось в ней. Манон отказывалась признаться в обуревавших ее страхах. Она повторила:

— Я напишу записку… и ты отнесешь ее к нему домой. И увидишь… Он придет… или по крайней мере пришлет ответ с сообщением, когда освободится и сможет навестить нас. Вот посмотришь!

Нарочно повернувшись спиной к Мари, Манон села к письменному столику. Дрожащей рукой она взялась за перо.

— Повторяю вам, это единственная возможность!

Вильям Клейборн молчал, оценивающе разглядывая Жерара Пуантро. Он вдруг почувствовал, что впервые обнаружил в этом человеке качества, которых никогда не замечал прежде. Этот новый Пуантро был ему незнаком.

Клейборн поднялся из-за стола, медленно и глубоко дыша, что он делал обычно в сложных ситуациях, успокаивая нервы. Без сомнения, в данный момент была именно одна из таких ситуаций. Минуту назад Жерар буквально ворвался в кабинет и с ходу обратился к нему, совершенно забыв свою обычную манеру поведения. Клейборн успел заметить в его глазах следы паники и что-то зловещее, трудно поддающееся определению, отчего по спине губернатора пробежал холодок.

Клейборн поневоле вспомнил условия, выдвинутые в послании Уитни. Они его озадачили. Капитан не преследовал никаких меркантильных интересов. Напротив, он взывал к справедливости. Безусловно, полной уверенности в том, что капитан Уитни абсолютно честен в своих требованиях, у губернатора не было. Вдруг это вызвано простым желанием отомстить Пуантро?

Разумеется, Жерар отрицал, что в обвинениях, выдвинутых в письме капитана, есть хоть крупица правды. Однако, покопавшись в своей памяти, Клейборн вспомнил, что первый помощник капитана неожиданно умер в тюрьме, а Уитни действительно обвинял Винсента Гамби в ответственности за потопление американских кораблей. Продолжая размышлять, Клейборн задумался над тем, что если капитан Уитни ни в чем не виноват, а Гамби — организатор этих преступлений, то у него должен быть союзник, снабжающий его информацией о судах, груз которых представляет ценность для пиратов. Но был ли этим союзником Жерар Пуантро, его близкий друг и советник?

Порывшись еще в своей памяти, Клейборн подумал, что именно Пуантро разжигал его резкое неприятие этого капитана, призывая к суровым мерам наказания и предлагая большую награду за поимку Уитни, настаивая на том, что он является самым опасным преступником в Новом Орлеане, скрывающимся от правосудия, Тогда Клейборн искренне верил, что Жерар разделяет его чувство пламенного негодования к человеку, который наживается на крови своих соотечественников. Теперь же…

Лицо Жерара при виде колебаний губернатора Клейборна приняло окраску спелого помидора. Он был похож на человека, которого вот-вот хватит апоплексический удар. Клейборн нахмурился, когда Пуантро в бешенстве подскочил к нему.

— Как вы смеете колебаться, когда на карту поставлена жизнь моей дочери?

Действительно, как он посмел?

— Вы рискуете очень немногим! Если бы я провоцировал вас на такой обман с этим моряком Бертраном, мне были бы понятны ваши колебания, но Портер — просто дурак! Совершенно ясно, что этого человека наняли только потому, что у него связь с монастырской кухаркой, поставлявшей ему сведения о расположении помещений в монастыре и заведенных там порядках.

— На меня матрос Портер не произвел впечатления дурака. Он…

— А я говорю, он — дурак! И вы — просто глупец, если не видите этого!

Воцарилось молчание. Клейборн наблюдал, как Пуантро пытается справиться со своим бешенством. Переход от состояния безграничной злобы к обычной любезности давался Жерару с трудом. Тут Пуантро заговорил снова: