Елена Барлоу - Музыка Гебридов

В очередной раз её мир пошатнулся, когда Амелия случайно застукала Магду и своего дядю под аркой в восточном коридоре замка. Они целовались, и это было бесспорно. Амелии показалось, что граф буквально хотел присосаться к молодой женщине ртом, так сильно и настойчиво он к ней прижимался. Да и благочестивая Магдалена не слишком-то сопротивлялась. Поражённая увиденным девочка просто ушла, не в силах понять, что она сама испытала в тот момент. Набожная и строгая Магда оказалась не такой уж строгой, однако Амелия решила хранить их маленький секрет и никому не рассказывать о поцелуе в полутьме коридора.

Она не любила сверстников. Старалась сторониться их, никогда не заговаривала первой. Молодые люди, все, как один, казались ей узколобыми и старомодными, с этой их зацикленностью на париках и беседах о политике и восхвалении королевской семьи. Магдалена не могла не заметить поведение воспитанницы, и она всерьёз была обеспокоена тем вниманием, которое оказывал девочке сын лорда Стерлинга.

– Мне он не нравится, – жаловалась она порой графу Монтро наедине. – Их переписка совершенно неприемлема. Чего он хочет от неё? Дружбы? Связей? Средств, в которых отец его ограничивает?

– Мы и так много лет дружны с Эндрю. Его сын кажется странноватым, согласен, но я не вижу в их дружбе ничего дурного, – отвечал Джеймс Гилли.

Няня пыталась возражать, но граф настаивал: пока эти отношения доставляют Амелии радость, он ничего не станет предпринимать. Магда с презрением относилась к молодому лорду, его фантазиям о морских путешествиях, а в особенности к его холостяцким замашкам. Он уже был взрослым самодостаточным мужчиной и, несмотря на это, продолжал отвечать на частые письма четырнадцатилетней девчонки. Магдалена, как могла, нагружала Амелию новыми знаниями, книгами, знакомствами, дабы отвлечь её от этой подозрительной, выходящей за рамки приличия дружбы, но всё было без толку.

Письма продолжали приходить целый год, и девочке удавалось узнать, если нянька прятала их или не доставляла вовремя.

А однажды, решившись на откровенный разговор, Магдалена упомянула о Томасе не в самом положительном контексте, и случился неминуемый скандал. Амелия поклялась, что проклянёт няню до седьмого колена, если та будет продолжать нелестно отзываться о Томасе Стерлинге.

– Если бы он хоть раз упомянул, что хочет жениться на тебе, я бы и слова не сказала! – крикнула тогда Магда на всю столовую, так, что замершая на парадной лестнице Амелия услышала. – Если б он был настоящим мужчиной, таким же, как все, он бы просил твоей руки, маленькая глупая amadan!

Магдалена обожала ругаться исключительно на гэльском, считая, что так её не услышат ни Диавол, ни Господь, и «да не вовлечёт она себя во грех».

Амелия тогда промолчала о «греховном» поцелуе няни и графа, который ей довелось наблюдать, хоть ей и хотелось бросить это Магдалене в лицо. Девочка только долго и громко смеялась, а после ходила по замку совершенно расстроенная. Из головы всё никак не шли слова няньки. Если бы Томас Стерлинг предложил ей выйти за него? Что тогда? Конец непринуждённым разговорам о жизни, о мечтаниях, о прошлом и будущем, о пещерах на берегу океана и о путешествиях за Атлантику? Их обоих устраивали существующие отношения, как и дружеские письма, но в одном Магдалена была права: долго так продолжаться не могло. Когда-нибудь Томас выберет свой путь и не сможет потакать капризам своей маленькой подружки. Когда-нибудь кто-то укажет и Амелии на её место. Но об этом девочка думать не желала, просто отказывалась.

Приближался июль. И Граф Монтро объявил племяннице о долгожданном возвращении в Абердиншир. В последнем июньском письме к Томасу Амелия горячо разоткровенничалась:

« Мой милый друг! Знали бы Вы, как я счастлива вскоре увидеть Вас. Если бы не Ваши послания, не представлю, как я провела бы этот долгий год! Я не слушаю окружающих, мне всё равно, что они болтают. Няня считает, что мы с Вами не должны дружить, но, полагаю, это объяснимо её завистью. С тех пор, как у меня появился друг, она обеднела и перестала быть единственным человеком, который интересовался моей жизнью чаще, чем я сама рассказывала. Я стараюсь не винить её, но с ней довольно сложно мириться.

Дорогой Томас! Я очень рада была узнать о Ваших успехах в королевском Совете, однако всё ещё считаю, что Вы могли бы многого добиться и в Палате общин. Вам не пришлось бы столь усердно вертеться вокруг королевских морд и, надрывая спину, кланяться каждый раз, как только они появятся на горизонте.

Возможно, когда-нибудь Вы всё-таки добьётесь своего и сумеете отплыть за Атлантику. Буду молиться, чтобы я смогла разделить с Вами тот день и быть рядом!

Полагаю, что встретиться мы сможем только на праздновании дня рождения Её Высочества принцессы Амелии. Как это ни странно, дядя обожает сравнивать меня с ней. Он любит шутить о том, что «если б две Амелии оказались одного возраста и поменялись местами, королевская семья не заметила бы разницу».

Говорят, она любит охоту и верховую езду. Совсем, как я. Если же меня представят ей или кому-либо из королевской семьи, я постараюсь быть сдержанной и вежливой. Уверена, окажись Вы рядом, поддержали бы меня» .

Амелия понятия не имела, как стоит закончить то письмо. За какие рамки не нужно выходить, и где вообще проходили границы дозволенного. В одну минуту ей хотелось порвать бумагу, поскольку написанное в ней пестрело жеманностью и кокетством, в другую же казалось, что это просто дружеское послание, не больше и не меньше.

Девочка с распущенными рыжими волосами сидела на краю своей постели, в свете канделябра разглядывая старые шрамы от ожога на руке, и представляла предстоящее лето, каким увлекательным и чудесным оно будет. Ни одиночества, ни тягостных мыслей, никаких забот и волнений.

***

Её Королевское Высочество принцесса Амелия София Элеонора праздновала свой сорок первый день рождения в маленьком городке Каттерлайн. Королевская родня и другая знать объясняли её странный выбор любовью к уединению и живописным пейзажам восточного побережья. Но 10 июля 1752 года в огромном поместье Феттерессо из-за несчётного количества гостей яблоку негде было упасть. Что именно привлекло принцессу в этом древнем полуразрушенном месте, не понял никто. Возможно, богатая на легенды и мифы история, вроде той, о женщине по имени Жеан Хантер, якобы занимавшейся колдовством и казнённой через повешение здесь же.

Принцесса показалась Амелии сдержанной, не слишком общительной, но милой и доброжелательной. С Джеймсом Гилли она говорила, как с равным; поблагодарила графа за подарки и отметила, что его племянница «хороша собой». Амелия же ни слова проронить не сумела, то краснея, то бледнея от волнения. И как на зло ни лорда Стерлинга, ни его сына на праздновании не оказалось, из-за чего девочка весь вечер блуждала, словно в тумане, хмурая и потерянная.