Лариса Шкатула - Ваш выход, княжна

– Что-то в нашем полку поубавилось, – подчеркнуто бодро сказала Ольга.

Марго вздохнула.

– А я, знаешь ли, так до конца не могу и поверить, что мы с Янеком больше не увидимся. Кажется, вот сейчас кибитка остановится, а он уже ждёт нас… Не хочется думать о плохом, да? Папа наверняка бы пошутил: ох уж это французское легкомыслие! А что толку – убиваться? Плохое – жди-не жди, все равно придёт. Лучше о нем не думать.

– Да уж, – поддержала Ольга, – начни мы сейчас лить слезы, что изменится? Герасиму, вон, и без нас тошно… Вы с Янеком недавно поженились?

– Чего теперь скрывать? Никакие мы не муж и жена. Это Ян придумал, мол, так легче добираться. Даже справку где-то раздобыл…

– И где бы вы стали жить?

– Не знаю. Думаю, сейчас по всей России – кромешный ад, но Ян считал, что тихое местечко для жизни всё же можно отыскать. А куда ещё идти, если ни родственников, ни друзей не осталось? Правда, у меня в Нанте жила бабушка, но они с мамой давно рассорились, да и жива ли она? Только, думаю, за границу сейчас уйти ещё труднее, чем найти это тихое местечко…

– Катя, – вдруг хрипло пробормотал Герасим, – они убили её!

Девушки от неожиданности вздрогнули.

– Что ты! – Ольга покачала головой. – Когда я думаю о ней, не чувствую ничего плохого.

– Не чувствуешь… – горестно повторил атлет. – Что ты можешь знать?

Княжна задумалась. В самом деле, откуда эта её уверенность? Ведь Катя… Она представила себе подругу в скромной домотканой юбке, собственноручно вышитой сорочке, всё время, кроме цирковых представлений, прячущую волосы под платок… И вдруг, как наяву, увидела её. Этот облик настолько не был похож на обычный, Катин, что Ольга не сразу поверила своим глазам.

– Она жива! – воскликнула Ольга. – Я её вижу.

– Что ты видишь, расскажи, – мгновенно поверил Герасим, пытаясь приподняться и тоже что-то увидеть в лихорадочно блестящих глазах девушки.

Марго их общее возбуждение испугало. Точно они оба враз сошли с ума. Она отпрянула и вжалась в деревянный бок кибитки, глядя на них во все глаза.

– Вижу: Катя обнимает Альку… целует его… Альку уводит кто-то…не вижу… вижу – тот контрабандист, которого звали Батя… Заходит другой, атаман… протянул руку.

– Он бьет её?

– Нет, – растерянно проговорила Ольга, – он стал перед нею на колени.

– На колени?! Проклятая! Я чувствовал, что-то случилось. Предала! Ненавижу…

Он стал биться головой о пол кибитки.

– Прекрати! – закричала на него Марго. – Ты же мужчина. Мы – слабые девушки – ведём себя достойно, а ты устроил истерику. Что ты узнал такого? Это же он стоит перед нею на коленях, а не она перед ним!

Её сумбурная речь странным образом успокоила Герасима. Он лишь отвернул голову в сторону, чтобы девушки не увидели навернувшиеся на глаза слезы. Внезапно повозка остановилась, и внутрь заглянул правящий Карой контрабандист Перец. Другой, постарше, имени которого они не знали, верхом трусил сзади.

– Что у вас тут случилось? Стучали, кричали.

– Вы бы веревки хоть чуть-чуть ослабили, – неприязненно сказала Ольга. – Нарушение кровообращения в руках может привести к инвалидности. Вам ведь не нужны инвалиды?

– Не нужны. – Перец развязно подмигнул Ольге, будто они были лучшими друзьями, но веревки все-таки ослабил.

– Мон дье 40 40 Мон дье – боже мой (франц.). , – вздохнула Марго, – вот уж не думала, что в своей жизни повстречаюсь с настоящей ясновидящей.

– Видишь ли, Мариночка… – начала Ольга.

– Значит, ты не настоящая ясновидящая, – рассмеялась Марго. – Я ведь не Марина, а Маргарита. Марина – это Ян придумал.

– Ты – француженка?

– Уи, же сюи де франс 41 41 Уи, же сюи де франс – да, я француженка (франц.). .

– Ну и ну, как всё смешалось… Я ведь по документам тоже никакая не Оля, а Наташа Соловьева, цирковая артистка.

– А на самом деле?

– На самом деле – княжна Ольга Лиговская.

Марго присвистнула.

– В который раз убеждаюсь: людей, выдающих себя не за тех, кто они есть на самом деле, гораздо больше, чем мне казалось. Хочу успокоить: там, куда нас везут, тебя будут звать ещё проще. Например, Гюзель. А меня Мириам. Может, тебе придется научиться танцевать…

Глядя на растерянную Ольгу, Марго хихикнула:

– А ты хотела попасть на кофейные плантации? Не возьмут, на вид ты больно худа. Где же мы ещё можем понадобиться? Ах, да. Там имена и вовсе без претензий – Лоло. Или – Мими.

– Думаешь, мы попадем в бордель?

– Не исключено…

– Перестань, – не выдержал Герасим, – ты трещишь, как сорока!

– Это правда, – пригорюнилась Марго, – когда боюсь или мне отчего-то не по себе, я всегда болтаю без умолку. Папа говорил: "Тысяча слов в минуту".

– Если они возьмут нас в гарем, – сказала Ольга, – им же хуже будет! Мы у них в гареме революцию устроим, заставим султана отречься от престола и посадим своего.

– У тебя есть кто-то на примете? – поинтересовалась Марго.

– Конечно, есть… вот, Герасим, к примеру.

– Меня – султаном? Ну, ты придумала! – Герасим вначале хмыкнул, а потом громко расхохотался.

Девушки тоже покатились со смеху, так, что задумавшийся на козлах Перец от неожиданности даже подпрыгнул.

– Тю, дуры-бабы, – сплюнул он в сердцах, – волос длинный – ум короткий, хохочут, как на посиделках, а ведь едут не на прогулку.

Он опять замолчал, недоумевая и прислушиваясь к себе: что это с ним случилось? Отчего вдруг он стал жалеть пленных и задумываться о том, чему он прежде никогда не придавал значения?

Время под стук колёс тянулось медленно, но вот полог кибитки затрепетал под напором свежего морского ветра, запахло водорослями; послышались крики чаек. Теперь повозка шуршала колесами по песчаной колее, тянущейся вдоль берега.

Ноздри Герасима затрепетали. Он поднял голову и снова тщетно попытался разорвать веревки. Море! Неужели привычная ему, родная морская стихия может принести позор рабства или ещё что похуже? Ведь именно сюда, к морю, стремился он столько дней!

По деревянным сходням к подъехавшей повозке загрохотали башмаки. Откуда-то сверху послышалась команда: "Выгружай товар!" Пленников стали вытаскивать наружу загорелые мускулистые люди.

Фелюга оказалась просто большой лодкой, а не кораблем, как Ольге представлялось вначале.

Перец, доставивший их к месту, и второй контрабандист уехали немедля, а Ольгу с Марго и Герасимом затащили на борт фелюги, на которой было всего три человека команды, и четвертый – капитан. Он работал рука об руку с товарищами, и о его главенстве говорила только готовность, с какой подчинялись ему остальные моряки.

Они споро подняли косой четырехугольный парус, вытащили якорь; один из матросов стал за рулем, и фелюга отчалила от берега.