Шерил Биггз - Обманутые сердца

– Вообще-то нет, но надеюсь, вы не станете судить меня строго и простите, если я откажусь. Боюсь, я неважно себя чувствую, – слава Богу, Трейс и Трекстон не приехали домой к ланчу. Не хватало только сарказма Трекстона и участия Трейса.

– Мне очень жаль, – сказала Евгения.

– Хочешь, я останусь дома и составлю тебе компанию? – предложила Тереза.

– Нет, спасибо. Со мной все будет хорошо. Я просто пораньше лягу спать.

– Кстати, о городе, я видел вас вчера вечером, – заметил Тревис, – поэтому считаю себя обязанным извиниться, что не предложил проводить вас назад на плантацию.

– Видели меня? – спросила Белль дрогнувшим голосом.

– Да. Я находился в одном из казино. Вышел покурить на улицу. Вы прошли по противоположной стороне улицы.

Белль смяла салфетку, лежавшую на коленях. Линн! Она вежливо улыбнулась.

– Нет, боюсь, вы обознались. Я весь вечер была здесь.

– Правда? – недоверчиво спросил Тревис, сверля ее взглядом.

– Итак, во сколько мы уезжаем? – спросил у матери Трейнор.

– В семь. Думаю, твои браться к тому времени уже вернутся и успеют переодеться.

– Я не в счет, – заявил Тревис. – У меня в городе небольшое дело, которое нужно закончить.

– Опять карты? – Евгения неодобрительно подняла брови.

– Назовем это сбором долгов, – со смехом возразил Тревис.

Белль изучала Тревиса из-под опущенных ресниц. Ей не понравилось, что он не поедет вместе с остальными. А если вернется домой раньше?

– Белль, у вас действительно утомленной вид, – заметила Евгения, оторвав девушку от размышлений. – Почему бы вам не подняться в свою комнату прямо сейчас? Я прикажу Занне приготовить чай со льдом и отнести в вашу комнату.

У Белль возникло неприятное чувство, что ее только что наказали и выставили из-за стола. Она улыбнулась, поблагодарила хозяйку и отправилась наверх. В конце концов, сама виновата, сказав, что плохо себя чувствует. Белль закрыла за собой дверь. Теперь придется провести остаток дня в постели. Замечательно! Не оставалось ничего другого, как продолжать действовать согласно плану и притвориться больной. Белль сняла платье, нижние юбки и кринолин, набросила на плечи украшенный вышивкой пеньюар, завязала пояс и легла на кровать.

– Ну что ж, – сердито проворчала она, – я могу пялиться в балдахин, считать пальцы на руках и ногах, попытаться заснуть или… – она грустно вздохнула, – или продолжать разговаривать сама с гобой.

Самое удивительное, что она заснула. Спустя несколько часов ее разбудил стук в дверь.

– Войдите.

Вошел Трейс с подносом.

– Я подумал, вам, возможно, захочется поесть супа, – он поставил поднос на мраморный столик, затем сел рядом с Белль на кровать. – Мы скоро уезжаем. Вам лучше?

Белль кивнула. Аромат супа дразнил пустой желудок.

– Я был очень разочарован, узнав, что вы не поедете с нами, – он коснулся ее щеки кончиками пальцев. Прикосновение напоминало ласку, а не дружескую заботу.

Белль улыбнулась.

– К утру все пройдет, я уверена. А вы поезжайте, наслаждайтесь оперой.

Он склонился и легко коснулся губами ее губ.

– Я мог бы остаться с вами…

– Не надо!

Трейс выпрямился и недоуменно посмотрел на Белль.

– Я не так выразилась, – она взяла его руку и улыбнулась. – Я хочу, чтобы вы немного развлеклись. Я все равно скоро снова усну.

Спустя пять минут после ухода Трейса, когда Белль успела проглотить не только суп, но и два бисквита, через открытое окно, выходящее в галерею, в комнате спокойно появился Трекстон.

– Вижу, болезнь никак не отразилась на вашем аппетите, – заметил он, взглянув на поднос.

Белль, ошеломленная неожиданным и нежданным появлением, резко обернулась. Он был одет в вечерний костюм, таким красивым Белль еще никогда его не видела. Черная визитка из тонкого сукна обтягивала торс, подчеркивая широкие плечи и тонкую талию. Отделанные черным бархатом лацканы оттеняли белоснежную шелковую рубашку, которая подчеркивала смуглую кожу лица. Брюки плотно облегали длинные стройные ноги, кожаные штрипки, охватывающие ступни внутри отполированных до блеска туфель, не допускали появления даже малейшей морщинки. При виде Трекстона у Белль перехватило дыхание, но она быстро взяла себя в руки.

– Нужно стучать, мистер Браггетт, – язвительно заметила девушка.

Тот пожал плечами.

– Если входишь через дверь, полагаю, – его взгляд переместился на ее распростертое тело. – Я слышал, вы плохо себя чувствуете.

Белль уронила голову на подушку и закрыла глаза.

– Да, это так, – она очень старалась, чтобы голос звучал слабо и устало.

– Слишком долго задержались в городе прошлой ночью?

Белль снова посмотрела на Трекстона. Тот подошел к кровати и теперь стоял, возвышаясь над ней.

– Я не была в городе вчера вечером.

– Тревис сказал, что видел вас. У Белль свело живот.

– Тревис обознался.

Она чувствовала жадные ласки его взгляда на своем теле, словно это не глаза, а руки гладили ее, зажигая желание. Воспоминания о поцелуе и своих ощущениях в объятиях Трекстона вдруг превратили кровь в кипящую лаву и обожгли изнутри. Хотелось притянуть его к себе и уложить в постель рядом с собой. Белль сжала пальцы в кулаки. Почему она так реагирует на него? Это просто какое-то безумие. Да, конечно, он очень хорош собой, обаятелен. Но на этом все. Белль, конечно же, никогда бы не согласилась, чтобы за ней ухаживал такой мужчина. И вообще, он не джентльмен, и, скорее всего, никогда им не был. Он ковбой.

– Неужели? – протяжно спросил Трекстон, в голосе ясно слышалось недоверие. Он понятия не имел, какую игру затеяла Белль Сент-Круа, но ни капли не сомневался, что она что-то замышляет. Взгляд остановился на ее груди, бурно вздымавшейся при каждом вздохе. Трекстон чувствовал, как твердеет его плоть, охваченная пламенной страстью и желанием обладать этой женщиной.

Белль снова закрыла глаза, сдерживая дыхание и надеясь, что это заставит его покинуть комнату.

– Да, обознался.

Трекстон постоянно напоминал себе – его брат влюблен в Белль. Даже если Трейс и сам не подозревает об этом, то Трекстон уже не сомневался.

Чувства были написаны на лице брата, светились в его глазах, когда он смотрел на нее. Трейс любит Белль, а Трекстон нет! Он ее хочет. Боже, как сильно он ее хочет! Хочет сорвать с нее одежду, накрыть обнаженное тело своим и соединить их вместе, ворваться внутрь и насладиться ее страстью. Но это все, что ему требовалось. Он никогда не хотел и не захочет от женщины ничего большего.

Линн была огорчена, когда опустился белый, с золотой бахромой, занавес и молодой человек объявил пятнадцатиминутный перерыв. Но над головой вдруг вспыхнули газовые люстры и огорчение сменилось испугом. Она окинула быстрым взглядом огромное помещение театра. Такого захватывающего зрелища ей еще не доводилось видеть. Вдоль стен ярусами располагались просторные ложи, центр зала занимали удобные кресла, которые убирались, когда в помещении театра проходил званый ужин. Потолок представлял из себя огромную фреску, с него свисали несколько больших и очень красивых хрустальных люстр. Но Линн больше интересовали человеческие лица, чем изысканный интерьер театра. Она надеялась, что в зале нет никого, кто бы мог узнать ее.