Стефани Блэйк - Греховные поцелуи

– Все идет как по маслу, – пробормотал он задумчиво и прибавил скорость.

Истребитель помчался по взлетно-посадочной полосе. Машина взмыла в воздух, словно сокол в погоне за добычей. Товарищи Питера высыпали из казармы и приветствовали его громкими возгласами. Все, кроме Рикенбакера.

– Молодой дурак! – ругался он. – Нельзя садиться за штурвал самолета, который ты не проверил хотя бы один раз.

Питер догнал «альбатроса» в двух милях от аэродрома, набрал высоту и, оказавшись над ним, спикировал. Затем выпустил очередь из пулемета, которая взорвала дерево и обшивку на левом крыле немецкого истребителя. Питер снова нажал на гашетку, но когда нажал в третий раз, пулемет заклинило.

– Проклятие! – выругался Питер и изо всех сил дернул пулеметную ленту в надежде высвободить ее, но безуспешно.

Питер сразу понял, что неполадка повлекла за собой неисправность пропеллера. К ужасу Питера, мотор стал извергать длинные полосы горящего бензина, которые, словно гирлянды, украсили фюзеляж самолета.

Питер заглушил двигатель и, скользя на крыле, повел самолет на крутое снижение, чтобы сбить пламя с кабины. Однако новый истребитель не слушался, и шквал огня объял кабину.

А на земле его товарищи, парализованные страхом, наблюдали за разыгрывавшейся в небе трагедией. Летчики боялись огня больше, чем любого немецкого аса.

– Держись, Пит, – шептал Рикенбакер. – Милостивый Боже, пусть он справится.

Питер увидел впереди широкий ручей и увеличил скорость, чтобы истребитель продолжал лететь к воде, затем выбросился из кабины и живым факелом полетел к земле. Последнее, что он помнил, был оглушительный всплеск...

К тому времени, когда Лафбери, Рикенбакер и остальные летчики примчались в грузовике на место происшествия, они увидели лежащего на земле Питера и двух французских фермеров, снимавших с него обмундирование, от которого шел пар.

Лафбери обратился по-французски:

– Он жив?

– Думаю, да, сэр, но у него очень сильные ожоги.

– Благодарю вас, месье. Если бы вы не вытащили его из воды, наш летчик утонул бы... Ладно, друзья, давайте отвезем Питера в полевой госпиталь, – сказал майор.

Спустя полчаса Лафбери и Рикенбакер ходили вокруг палатки. Рик затоптал сигарету носком ботинка, когда хирург вышел из палатки, снимая резиновые перчатки.

– Как он?

– Я бы сказал, шансы у него пятьдесят на пятьдесят. Все лицо, шея, руки и нижняя часть ног в ожогах второй и третьей степени, но тяжелая летная куртка защитила его торс. Мы должны как можно быстрее эвакуировать его в Париж.

– Он в сознании? Нам можно его увидеть? – спросил Лафбери.

– Вы можете его увидеть. Ваш друг находится в забытьи, – ответил хирург.

Они вошли вслед за врачом в палатку, где Питера готовились переложить с операционного стола на носилки. Склонившись над ним, майор сказал:

– Как дела, Пит? Это Лаф, а рядом со мной Рик.

Обожженный смотрел на них пустыми, невидящими глазами.

– Он слышит нас, док?

– Я не могу сказать наверняка.

Складывалось впечатление, будто Питеру казалось, что он совсем один в палатке.

– Пойдем, Рик, – смирившись, сказал Лафбери. – Мы не сможем до него достучаться. – И в последний раз обратился к Питеру: – Ты поправишься, дружище. Черт возьми, ты очень скоро вернешься в эскадрилью!

Возвращаясь в грузовике на аэродром, пилоты молчали, и вдруг Петерсон воскликнул:

– Джильберта! Кто скажет ей?

С мрачным видом Лафбери ответил:

– Полагаю, что сообщить должен я. – Он глубоко вздохнул. – Ей придется отказаться от свадебных хлопот. Питер еще долго-долго не сможет пройти между рядами в церкви.

В тот же самый день майор Лафбери в парадной форме заставлял себя подняться по каменным ступенькам дома мэра. Дверь открыла Джильберта. Увидев Лафбери, она побледнела и ухватилась за косяк, чтобы не упасть.

– Что... что случилось с Питером?

– Он жив, Джильберта, но... – Лафбери умолк, с трудом выдерживая взгляд Джильберты, в котором отразился охвативший ее ужас. – Мы можем поговорить?

Она молча кивнула. Мадам Буайе вышла из кухни, вытирая руки о фартук, и спросила:

– Что такое, Джильберта?

– Мама, это... это майор Лафбери, командир Питера. Он... ранен.

– Боже мой! – воскликнула мадам Буайе и разрыдалась.

Обняв обеих женщин, майор Лафбери повел их в гостиную. Стараясь, чтобы голос не выдал его волнения, он объяснил, что произошло, и заверил их, что Питер получит лучшую медицинскую помощь.

– В какой госпиталь его отправляют? – спросила Джильберта. – Я поеду следующим поездом в Париж. Я должна быть рядом с ним.

– Нет никакой спешки, моя дорогая, – сказал Лафбери. – Возможно, еще много дней он не будет вас узнавать.

– Тем не менее, я должна быть рядом с ним, буду держать его за руку и ждать.

– Ну, я вижу, вас не остановить. Но по крайней мере подождите денька два, пока не пройдет шок от всего случившегося, – посоветовал Лафбери.

– Майор прав, дорогая, – согласилась ее мать. – Мы поедем вместе. Тебе в ближайшее время понадобится кто-нибудь, на кого бы ты могла опереться.

Лафбери встал.

– Мне очень жаль, что я принес такое горькое известие. Когда Питер придет в себя, скажите ему, что вся эскадрилья переживает за него.

...Не пройдет и недели, как майор Лафбери погибнет в аварии, очень похожей на ту, что произошла с Питером Пайком.

Два дня спустя Джильберту с матерью встретил на парижском вокзале капитан авиационного корпуса армии.

– Я – капитан Джеймс Меллон, – представился он. – Майор Лафбери позвонил и попросил вас встретить. На улице ждет машина. Сначала поедем в отель, а после того как вы там устроитесь, я повезу вас в госпиталь навестить лейтенанта Пайка.

Джильберта поблагодарила его и спросила о Питере.

– Я, право, не могу сказать ничего определенного, мэм. Сейчас еще слишком рано что-либо говорить. – У двери их номера капитан дал Джильберте визитную карточку: – Меня можно застать по этому телефону. Просто дайте знать, когда вы будете готовы ехать в госпиталь.

– Как мы сможем когда-нибудь отблагодарить вас, капитан?

Он улыбнулся и дотронулся пальцами до своей фуражки.

– Только посмотреть на вас уже вознаграждение.

В тот же вечер они навестили Питера. Главный хирург побеседовал с Джильбертой, прежде чем проводить ее в палату, в которой, кроме кровати Питера, стояло еще восемь других.

– Я знаю, что вы – невеста лейтенанта Пайка, мадемуазель Буайе. Он все еще очень плох и, возможно, не узнает вас. По-видимому, у Питера периодически случаются приступы амнезии. Надеемся, что они пройдут, когда стабилизируется его состояние. Между прочим, как только он будет в состоянии путешествовать, мы отправим его на пароходе домой. В Соединенных Штатах возможности медицины намного превосходят те, что мы имеем здесь, в армейском госпитале. Прежде всего ему потребуется пластическая операция...