Тия Дивайн - Властитель души и тела

Конечно, Дженис не раз видела графа на различных светских сборищах, однако близко с ним сталкиваться ей не приходилось. Здесь же, оказавшись с Уиком рядом, Дженис сразу отметила, насколько пресыщенным и скучающим выглядело его худое, аскетичное и очень красивое лицо.

Он сидел в большом, слегка потертом кожаном кресле. Высокий, одетый с обманчивой простотой, Уик явно скучал, и когда Дженис вошла в библиотеку, он даже не удосужился взглянуть на нее.

Именно этого Дженис и опасалась: избалованный, развратный и высокомерный аристократ, не утруждающий себя соблюдением элементарных правил приличия.

Однако с этим экземпляром она знала, как справиться. И пусть потом Инночента забирает его себе. Никакие деньги мира не заставили бы Дженис выйти замуж за этого монстра. Первую часть экзамена она выдержала. Теперь оставалось придумать, как отомстить графу за поруганную честь сестры.

– А ты ловко поставила на место эту выскочку. – От его голоса Дженис бросило в жар – густой, обволакивающий, словно мед, он проникал в самую душу. Опасность и сотни разбитых сердец звучали в голосе графа.

Однако, невзирая на сюрпризы, Дженис оказалась все-таки права: все во внешности Уика говорило о его порочности и склонности к чувственным удовольствиям, в которых ни меры, ни запретов для него явно не существовало.

Дженис не ответила Уику, и тот медленно поднялся с кресла, чтобы внимательнее рассмотреть гостью.

Когда граф подошел совсем близко, молодая девушка, к своему удивлению, не заметила в нем ничего пугающего, ни тем более отталкивающего. Наоборот, темные, непроницаемые глаза этого человека, породистое лицо и элегантная, слегка небрежная манера держаться притягивали к, нему, как магнит. Несколько минут граф бесцеремонно рассматривал Дженис со всех сторон, не упуская ни одной детали, а затем сделал несколько шагов назад, чтобы оценить ее фигуру и лицо.

– Итак, твое имя Весталка? – Уик вплотную подошел к девушке. – А ты и правда… девственница? – Граф взял Дженис за подбородок и заставил девушку посмотреть ему прямо в глаза. Горячие, властные пальцы Уика выдавали в нем человека, привыкшего повелевать. Сильный, не знающий поражений граф принадлежал к категории людей, которые, добившись своей цели, быстро теряли к ней интерес и, забыв о старых увлечениях, шли дальше, к очередным завоеваниям.

– Милорд, мы не на рынке, а я не персик, который осматривают и мнут, чтобы удостовериться в его спелости. Кстати, мистер Эллингем уже проделал эту работу за вас. Так что ответ на свой вопрос вы можете получить у него.

Уик резко опустил руку.

– А, Весталка все-таки умеет говорить, да еще так эмоционально. Но разве, моя милая, не в этом заключается цель нашей встречи? Узнать на ощупь и на вкус спелость твоего девственного плода. А иначе зачем бы я стал утруждать тебя таким долгим путешествием в свое имение?

Дженис почувствовала, как начинает медленно таять под властью чарующего голоса и черных глаз. Только не сейчас, только не в эту минуту… Она должна дать Уику достойный отпор и ответить еще большей дерзостью…

– Вы спрашиваете, зачем, милорд? Судя по вашим отношениям с женщинами и их количеству, я догадываюсь, что занимательные беседы в моем обществе вряд ли входили в ваши планы, когда вы посылали за мной. К тому же мистер Эллингем уже обсудил со мной все, что требовалось. Поэтому давайте не будем медлить и приступим к делу.

– Моя дорогая Весталка, оказывается, весьма романтичная особа, – медленно проговорил граф. – Ей не терпится скинуть панталоны и продемонстрировать свой товар. Если, конечно, миледи не пренебрегает этой деталью туалета. А мне почему-то кажется, что пренебрегает… Уик сделал еще один круг вокруг девушки, пристально разглядывая ее со всех сторон. – Что ж, у этой непорочной барышни под платьем скрывается весьма соблазнительная фигура – изящные лодыжки, лебединая, нежная шейка. Моя дорогая, ты очень умело подчеркнула все достоинства, позаботилась о том, чтобы доставить мне удовольствие… которого я был лишен так долго… Очень трогательно… Твои усилия не пропали даром, милая. Ты возбудила… мой интерес. – Он вновь взял Дженис за подбородок и приблизил к ней свое лицо. – Я думаю, что Эллингем был прав… – Пальцы графа опустились ниже и коснулись шеи девушки. – Ты даже не представляешь… – рука Уика теперь покоилась на ее груди, – какое удовольствие может получить воздерживающийся несколько мучительных недель мужчина с такой невинной, но весьма горячей штучкой… – Он не отрывал глаз от ее лица. – Такой невинной и… такой дикой… – И вдруг рука графа проникла за край корсажа и, проложив себе путь сквозь кружева, нащупала упругий сосок, который сразу затвердел от его прикосновения. – …И с таким соблазнительным и сладким соском…

Тело девушки содрогнулось от неожиданности. В шоке от того, что мужская рука впервые дотронулась до столь сокровенных мест, Дженис замерла, не зная, что делать. Ей казалось, что ее сознание медленно отделяется от тела, не в силах осмыслить реальность происходящего, и это несмотря на то, что она предвидела подобный поворот событий.

Но разве возможно подготовить себя к такому? Особенно когда речь идет о неопытной девушке: воля и желание этого человека полностью подчиняли ее тело, и он делал с ним все, что хотел…

Дженис казалось, будто она смотрит на себя со стороны и оценивает свои ощущения, пытаясь силой воли подавить первый порыв скинуть руку графа и убежать куда глаза глядят.

Дженис сознавала, что сейчас наступил тот самый момент, когда она должна была окончательно решить для себя, что будет делать дальше и какие жертвы – будь то тело, девичья гордость или душа – собиралась принести на алтарь своей мести.

Легко рассуждать о жизни, когда стоишь от нее в стороне. У Дженис совершенно не было опыта в подобных ситуациях, и она не знала, как подавить стыд и отвращение, охватившие ее в первую минуту, когда граф начал ласкать ее грудь, глядя прямо ей в глаза – лиса, наслаждающаяся страхом своей жертвы.

Но больше всего ее испугало то, что вместо унижения и возмущения она совершенно неожиданно ощутила удовольствие, которое, зародившись где-то внизу живота, горячей волной медленно растекалось по всему телу, становясь все жарче под умелыми – о ужас! – пальцами Уика.

Дженис была не в силах противиться этому. Она потеряла всякую власть над своим телом, которое наполнялось неведомым доселе жаром, распространявшимся, словно струйки жидкого серебра, от соска и дальше, во все закоулки тела.

И вдруг пальцы Уика перестали двигаться; казалось, он прекрасно знал, что даже когда его рука замерла на груди девушки, ее тело продолжало испытывать острое наслаждение.