Сабрина Джеффрис - Не соблазняй повесу

– Ты девственница Далила, соблазнительница, узнавшая, как мучить мужчин, из дрянных книжонок.

Амелия вспыхнула и уже открыла рот, чтобы его оспорить, но тут до них донесся сквозь легкий плеск волн за бор – том шебеки совершенно иной и очень громкий звук.

– Амелия! Амелия, где же вы? Что с вами?

– Проклятие! – прорычал Лукас. Они распознали голос миссис Харрис.

Амелия рванулась, но Уинтер крепко ее держал.

– Еще не все! – заявил он.

– Я должна ответить ей, иначе она отправит сюда какого-нибудь лодочника. – Высвободившись и осторожно прижимаясь к закругленной стенке каюты, Амелия пробралась к иллюминатору, выходившему в сторону набережной; она знала, что миссис Харрис будет видеть только ее голову, но тем не менее лихорадочно старалась на ходу привести в порядок одежду. – Мы здесь, в помещении под шканцами! – крикнула она как можно громче.

Миссис Харрис, конечно, разглядела, что голова у Амелии непокрыта.

– Где ваша шляпка?

Лукас, успевший подкрасться к Амелии сзади, негромко подсказал:

– Крикните, что ее унесло ветром.

Как только Амелия выкрикнула эту его выдумку, Лукас снова принялся ласкать ее грудь. Амелия едва не задохнулась от волнения: в том, что компаньонка смотрит прямо на нее в то время, как Лукас ведет себя столь дерзко, было нечто будоражащее нервы. Будоражащее... но, как ни странно, приятное. Она прижалась грудью к его ладони.

– Отделайся от нее, чтоб ей провалиться! – требовал Лукас. – Скажи, что мы ищем твою шляпку. – Свободной рукой он поднял подол ее платья спереди, явно желая возобновить свои смелые ласки. – Скажи, что вернемся на берег, как только ее найдем.

Амелия поймала его руку, но этот ее маневр он немедленно обратил в свою пользу, вернув ее руку на прежнее место. Амелия попробовала воспротивиться, надеясь, что он наконец уймется, но Лукас твердил умоляюще:

– Вот так... пожалуйста, я прошу тебя, милая!

Это его «пожалуйста» возымело действие. Амелия знала, что он скорее бы согласился глотать гвозди, чем обратиться с этим словом к англичанке. В голове у нее шумело, но она прокричала компаньонке подсказанное Лукасом объяснение, надеясь, что пылающие щеки не выдадут ее.

– У вас все в порядке, дорогая? – вопрошала миссис Харрис.

– Отлично! – отозвалась Амелия, отчаянно желая лишь одного: уйти прочь от иллюминатора. Лукас проделывал с ней нечто невероятное, и возбуждение, испытываемое ею, тоже было невероятным. – Здесь немного жарко!

«Жарко» – не то слово. Она вся горела, как в огне. Ей казалось, что она умрет, если все это не разрешится в ближайшие минуты.

Амелия не стала дожидаться ответа миссис Харрис на свои слова. Отпрянув от иллюминатора, она повернулась к Лукасу лицом. Лукас закрыл ей рот поцелуем и вернул ее руку к своему «клинку». Он снова ласкал ее, но теперь еще более неистово и дерзко.

Амелия откинула голову, чтобы прервать поцелуй, и пробормотала:

– Лукас... не надо...

– Спокойно, милая, – прошептал он, осыпая быстрыми, жаркими поцелуями приоткрытых губ ее шею. – Это только мой палец, не более. Но ты должна позволить мне... довести тебя до такого же безумия, до какого довела меня ты.

– Правда? – только и смогла выговорить она в восторге – слова застревали у нее в горле.

– Ты же знаешь, что это так, – простонал он. – А теперь быстрее... умоляю тебя, моя сладкая Далила...

Амелию радовали его мольбы. И то, что его поцелуи становились все более страстными и лихорадочными. Куда девался расчетливый, сдержанный майор? На его месте оказался мужчина, жаждущий женщину. И этой женщиной была она, Амелия.

Пожалуй, теперь самое время спросить, что он хочет узнать у нее. Но Амелия не могла задать этот вопрос. Нет, только не теперь, в минуты, когда все ее тело сводит от страсти, когда стоны и вскрики неудержимо вырываются у нее из груди.

Лукас остановил их своим поцелуем. Потому что она сама не смогла бы утихомирить бурю наслаждения, бушующую у нее в душе и во всем теле, бурю, которая унесла ее в тот блаженный край, где не существует ничего и никого, кроме мужчины, подарившего ей радость чувственного экстаза...

Спустя несколько секунд Амелия скорее почувствовала, чем увидела, как он выхватил что-то из кармана и затолкал в расстегнутые брюки. Далее почувствовала, как это что-то —носовой платок? – обмоталось вокруг ее руки, а Лукас застонал, тяжело дыша. Какая-то влага пропитала платок.

Амелия была достаточно осведомлена об интимных отношениях между мужчинами и женщинами, чтобы понять, что то было его семя. Неистовая радость охватила ее. Лукас тоже испытал чувственное наслаждение в ее объятиях.

Но после того как оба опомнились от пережитого взаимного наслаждения, а жаркие поцелуи достаточно быстро сменились прохладными объятиями, Амелия начала осознавать реальный смысл произошедшего. Они... то есть она...

Все это зашло слишком далеко! За свое распутство она заслуживает места в аду, независимо от причин, по которым она так себя вела.

Причины – ха! Она о них забыла, как только этот человек начал свои проклятые домогательства.

Амелия выскользнула из объятий Лукаса и попыталась унять волнение бурно колотившегося сердца. Что ей теперь делать? После того как оба они вступили в опасные пределы, Лукас может пожелать дальнейших «приключений». А если он и вправду станет ухаживать за ней, она может поддаться искушению.

Да ничего подобного! Он, как и любой мужчина, ищет наслаждения только для себя. Амелия украдкой глянула в его сторону и увидела, что он смотрит на нее этим своим оценивающим взглядом, чтоб ему провалиться! Быть может, он попросту принял ее за распутницу и считает это поводом оправдать свое поведение.

Амелия подавила свое возмущение. Она сама навлекла на себя случившееся, всему виной ее неуемная тяга к запретному. Но нельзя же быть дурой, в конце концов: еще несколько таких историй, и она себя погубит. Нет, она не вправе рисковать честью семьи.

Повернувшись к Лукасу спиной, Амелия тщательно привела в порядок свою одежду, всячески прогоняя от себя воспоминания о том, какая дрожь охватывала ее, когда он целовал ей шею, когда он смотрел на ее обнаженные груди и ласкал их в любовном экстазе.

Амелия подавила вздох. Воистину, она согрешила. Она не в состоянии сочетать свой безрассудный порыв к чувственному наслаждению с обязанностью прояснить для себя тайное прошлое Долли. А это опасно. Не столько для нее, сколько для Долли. По каким-то причинам Уинтер не воспользовался их чувственным сближением для того, чтобы расспросить о мачехе, но это вовсе не значит, что он не намерен сделать это в дальнейшем.

Итак с этого времени она станет принимать его «ухаживания» только в обществе. И никогда не даст ему понять, какое сильное действие оказало на нее их «приключение», иначе он не отстанет от нее, пока опять не получит возможность воспользоваться ее слабостью.