Элоиза Джеймс - Укрощение герцога

– Зима не за горами, – заметила Имоджин.

– Я буду рада, если ты со мной останешься, Джози, – сказала Аннабел.

– Ты не станешь возражать, если я все-таки уеду? – спросила Имоджин. – Очень сомневаюсь, что и Гризелде улыбается мысль остаться на зиму в горах.

Аннабел снова угнездилась среди своих подушек и одеял.

– Конечно, не стану. Я ведь замужем. В ее глазах промелькнула тень улыбки.

– Я подумала, что ты, возможно, волнуешься из-за младенца, – предположила Имоджин.

Джози широко раскрыла глаза, а Аннабел села и выпрямилась.

– Как ты узнала?

Имоджин рассмеялась:

– Ради всего святого, Аннабел, ты ведь по два дня почти не встаешь с постели. Мы здесь с конца мая, а теперь август. И все это время ты жалуешься на несправедливость женской участи. А, по правде говоря, мне кажется, тебя вполне устраивает судьба женщины.

– О да, – ответила Аннабел, и в глазах ее снова появилась тень улыбки.

– Младенец! – воскликнула Джози. – И когда он появится?

– Ну, еще масса времени, – сказала Аннабел. – Вероятно, в январе или феврале.

– Я могу не возвращаться в Англию до начала сезона, а это будет в конце марта!

– Я очень рада твоему обществу, – призналась Аннабел.

– Уверена, что не хочешь, чтобы и я тоже осталась? – спросила Имоджин, хотя ее и не привлекала перспектива задержаться в Шотландии. И дело было не в ее горечи.

Но тотчас же потребность быть честной заставила ее признаться себе, что горечь все-таки была. Две ее сестры были замужем и счастливы. А теперь Аннабел ждала ребенка. Воспоминания о двухнедельном браке с Дрейвеном едва ли могли служить утешением.

– Я была бы рада, если бы ты осталась, – сказала Аннабел, протягивая руку Имоджин. – Но, думаю, тебе лучше вернуться в Лондон и сводить мужчин с ума поведением легкомысленной вдовушки, хотя ты вовсе не такая.

– Сезон окончен, – возразила Имоджин. – Мы с Гризелдой не поедем в Лондон, останемся с Рейфом в деревне.

– А Мейн? – спросила Аннабел.

Имоджин покачала головой:

– Это преходящее увлечение. К счастью, он достаточно умен и заметил это раньше меня.

Аннабел сжала ее руку.

– Может, зимой ты составишь список достойных кандидатов на брак, – предположила Джози, – Не хочу расточать улыбки человеку, лишенному необходимых предпосылок. В доме Рейфа бывает столько людей, что ты, конечно, узнаешь все сплетни.

– И о каких предпосылках речь? – спросила Имоджин, забавляясь.

– Я составила список на основании прочтения всех любовных романов, изданных «Минерва пресс» и изученных мною, – сообщила Джози, проконсультировавшись со своей записной книжкой. – Разумеется, необходимо имение. Хорошо бы, чтобы к нему прилагался титул. Кандидат в мужья не должен быть слишком пылким читателем. Если, конечно, он не без ума от романов. И я не хочу, чтобы он был излишне модным.

– У тебя нет никаких условий относительно его физических статей? – спросила Аннабел.

Джози пожала плечами:

– Я предпочла бы, чтобы мой муж был выше меня ростом. А так как я довольно маленькая, то тут я не усматриваю трудностей. – Она нахмурилась: – Почему вы обе смеетесь? В моих требованиях нет ничего нелепого. И, похоже, мой список мало отличается от твоего, Имоджин.

– Моего чего?

– Твоего списка, – уточнила Джози. – У каждой женщины есть такой список, даже если она держит его только в уме.

– У меня такого нет. – Имоджин поджала губы.

– Прошел почти год с тех пор, как умер Дрейвен. – Джози, как обычно, вторгалась в область, куда не осмелился бы вступить никто, кроме нее. – Тебе все равно придется задуматься о новом браке. Ты ведь не захочешь отцвести, сморщиться и превратиться всего лишь в тетушку детей Аннабел.

– Джози! – застонала Аннабел.

Имоджин разразилась смехом.

– Вот это то, что я называю хладнокровным отношением к браку.

– Наши с тобой списки одинаковы, – заявила Джози. – Ты просто еще не уяснила своих требований, а я это сделала.

– Ну и скажи мне снова, какие качества я ищу в муже?

– Во-первых, имение. Если возможно, титул. Ум, но не такой, чтобы он причинял неудобства. То же касается и приверженности моде. Мало кому понравится быть замужем за мужчиной, более модным, чем ты сама.

– Думаю, ты чуть-чуть требовательнее меня, – сказала Имоджин. – Наш опекун, кстати, вполне соответствует твоим запросам. У Рейфа есть имение, титул, вполне приличный рост, он совершенно не интересуется модой, обладает интеллектом в разумных пределах. Ну, разве что слегка разбавленным уксусом.

– Ты права, – согласилась Джози. – Но я добавлю еще ограничения в возрасте. – Она села, держа на весу пуховое одеяло. – Не ограничиться ли мне джентльменами до тридцати лет, а лучше до двадцати пяти?

– Но для меня важное препятствие то, что Рейф – пьяница, – сказала Имоджин. – И в твоем списке нет очень важного для мужа качества.

– Постоянства? – спросила Джози. – В Рейфе это есть. Кстати, он весьма привлекателен, но для меня чересчур стар.

Внезапно Имоджин заметила, что и Аннабел, и Джози внимательно наблюдают за ней.

– Он староват для меня и слишком много пьет, – быстро нашлась Имоджин.

– Но тебе же больше двадцати одного года, – заметила Джози со своей обычной сокрушительной прямотой. – И ты уже вдова.

– Рейф тебе не может подойти, дорогая, – сказала Аннабел, беря Имоджин за руку. – Но кое-кто окажется вполне подходящим.

Губы Имоджин тронула неуверенная улыбка.

– По правде говоря, – сказала она, – я из тех редких людей, которые могут полюбить всего раз в жизни, Аннабел.

– Если бы мы могли рассчитать момент, когда влюбимся, с такой же легкостью, с какой я составила этот список, – сказала Джози, – мир был бы гораздо более приятным местом. Я смогу влюбиться, только если мужчина поклянется мне в вечной неувядаемой любви.

– В таком случае удачи тебе, – пожелала Имоджин с каким-то неподобающим отзвуком безутешности в голосе.

Аннабел сжала ее руку.

Май 1817года ,

Холбрук-Корт, резиденция герцога Холбрука

Перед ним маячили нос и подбородок, но он не видел талии. Зато определенно мог рассмотреть глаза.

Даже для человека, проводившего больше времени перед зеркалом на Варфоломеевской ярмарке [1], чем перед собственным в своей спальне, Рейф узнал эти глаза. Сильно затененные под прямыми бровями. Такие глаза были у него. И у его отца.

Будто одно из волшебных ярмарочных зеркал ожило, и теперь перед ним стоял тот, кто в них отражался. Например, на Варфоломеевской ярмарке человек, располагающий двухпенсовой монетой, мог увидеть существо с двумя головами или трехногого цыпленка. А при наличии второго двухпенсовика – поглядеть на себя со стороны в комнате иллюзий, где диковинное зеркало показывало человека с пузом, похожим на рождественский пудинг. Рейфу это, пожалуй, не очень-то нравилось. Даже когда он выпрямлялся и принимал достойную позу, подобающую герцогу Холбруку, это не меняло дела.