Роберта Джеллис - Пламя зимы

Сначала я почувствовал облегчение. Все мое пребывание в Оксфорде, всю бессонную ночь перед свадьбой и весь день (король и королева решили, что мы будем венчаться перед вечерней) меня терзала одна мысль: я думал о том, что как только Мелюзина посмотрит на меня, она в ужасе закричит. Я знал характер королевы и был уверен, что так или иначе, но девушку заставят выйти замуж. Но смогу ли я выдержать это? Ведь в таком случае навсегда разрушится призрачная надежда получить от моей жены настоящее согласие.

Я ничего не сделал, чтобы привлечь ее внимание, когда Генрих Блуазский, епископ Винчестерский, начал церемонию венчания. Но, когда я взял ее безвольную правую руку, чтобы надеть кольцо, и повернул ее для поцелуя, у меня появилось подозрение, не дала ли королева Мелюзине для успокоения какое-то снадобье. В ее глазах было что-то странное. Я не могу точно сказать, что именно, но мне показалось, что в них нет души. Но если так, то, значит, королева опасалась, что протесты Мелюзины будут сильнее, чем просто неохотное согласие. От этой мысли мне стало грустно. Но я не разозлился. С криками и слезами лучше разобраться наедине. Ведь на венчании присутствовал весь двор (я полагаю, по просьбе короля), и мне меньше всего хотелось, чтобы стали сплетничать о несогласии невесты.

Но самое плохое было то, что мне нужно было лишить невинности бедную девушку. Король с королевой не допускали никаких отлагательств. Они коротко оборвали обычные грязные шутки и замечания, когда было показано прекрасное тело Мелюзины. Я раньше говорил, что люблю миниатюрных и изящных женщин, но никто не смог найти у Мелюзины ни малейшего изъяна. Ее кожа была бледно-кремового цвета, груди – большие, но упругие, а талия – тонкая. Ее темные волосы, в свете факелов отсвечивающие красным, падали на округлые ягодицы, а бедра были широкие и сильные. В другое время и в другом месте, полагаю, я, как и всякий мужчина, охотно отреагировал бы. Но в день моей свадьбы ничто не могло возбудить меня. Я не уверен, спешили ли мы с Мелюзиной в спальню, прочь от гостей, как только они убедились в нашей полноценности, увидев наши здоровые тела. Королева сама помогала Мелюзине в высокой постели, а король, положив мне руку на плечо, сказал:

– Будь с ней помягче. – Он поколебался и, посмотрев на Мод, добавил: – Но сделай ее своей женой без всяких вопросов и колебаний.

Я смутился оттого, что Стефан заметит мое отвращение. Но взгляд Стефана на королеву помог мне справиться с собой. А королева убедила его в том, что я не оставлю свою невесту девственницей. Между прочим, я подумывал об этом. Небольшой порез даст как раз столько крови, чтобы сделать очевидным наше совокупление, и освободит меня от необходимости насиловать девушку. Но как только Стефан и Мод вышли, я отбросил эту мысль. Если я сделаю так я обману их доверие.

Звуки снаружи внезапно прекратились, и я понял, что король или королева закрыли дверь. Первая моя мысль была о том, что действие снадобья, данного Мелюзине, должно ослабеть (я вообще удивлялся, что оно действует так долго) и закрытая дверь вызовет крики моей невесты. Я содрогнулся при мысли об этом, но Мелюзина сидела в том же положении как оставила ее королева, безразлично разглядывая свои пальцы. Потом я подумал, что лучше овладеть ею, пока она не пришла в себя, так как это будет легче и приятнее для нее. С этой мыслью я быстро лег в постель и тронул Мелюзину за плечо. Оно было гладкое и прохладное, слишком прохладное.

– Ложись, – сказал я и, чтобы ей это не показалось властным приказом, добавил: – Ты простудишься.

Какое-то время Мелюзина не обращала внимания ни на мои слова, ни на мое прикосновение. Потом она, не оборачиваясь, легла и накрылась одеялом. В этот момент я почувствовал, что кожа ее мягкая и гладкая, а волосы и тело пахнут чем-то приятным. Этот приглашающий аромат дал мне нить надежды. Если она надушилась, то, наверное, сделала это для меня. А может быть, это тоже сделано по приказу королевы?..

Вероятно, я должен был что-то сказать, но я боялся, что скажу что-нибудь не то. Я лежал рядом с ней и гладил ее руку и волосы. Но она не отреагировала на эти прикосновения, как и на первое, продолжая лежать с закрытыми глазами. Ее лицо казалось высеченным из камня. Я думал, как возбудить ее. Я не мог позволить себе буйные игры, которые приводили в восторг маленькую путану из Алника. Я также не мог ласкать ее интимные места, как делал с другими женщинами, чтобы возбудить их. Такого рода ласки хороши между партнерами, которые увлечены и доверяют друг другу. А мне казалось, что для Мелюзины это будет еще хуже, чем изнасиловать ее.

Не знаю, почему эта мысль так засела у меня в голове. Мне казалось, что любовь по приказу будет одинаково неприятна для нас обоих, но, лаская Мелюзину, я получу удовольствие. Однако, поскольку она была холодна, это не доставляло мне удовольствия. Ее замкнутость и пассивное сопротивление разозлили меня. Она вообще упрямо отказывалась признавать мое присутствие. И я понял, что это не может быть результатом действия какого-то снадобья: никакое снадобье не будет действовать столько часов. Меня обидело, почему Мелюзина не догадывается, что мне это трудно так же, как и ей. Позже я понял: большинство женщин думают, что мужчина всегда готов. Ко мне это не относится. Я никогда в своей жизни не заставлял женщину. Мне кажется, потому, что каждый раз в таком случае на месте насилуемой женщины я представлял Одрис. Но ведь Мелюзина не могла знать об этом.

Злость помогла мне возбудиться, хотя мне и пришлось помочь себе рукой. А это еще больше разозлило меня. Я увлажнил себя слюной, чтобы облегчить дело. Я делал это не для ее, а для своей пользы. Но потом я обрадовался, узнав, что ранил ее как можно меньше. Меня обеспокоило то, что она не пошевелилась и не открыла глаза, когда я лег на нее и коленями раздвинул ей ноги. Но я уже не мог остановиться. Я знал, что, если не сейчас, я уже никогда не смогу заставить себя сделать это.

Лишив ее девственности, я почувствовал, что она намеревается сопротивляться. Эта ее реакция, сам факт, что она как-то отреагировала, пусть и не так, как я ожидал, подбодрили меня действовать дальше. Я подумал, что мое движение не ранит ее, а может быть, даже доставляет ей удовольствие. Потом вдруг она обмякла. Но это не было расслабление от полученного удовольствия – просто бедная девушка потеряла сознание.

Я не мог продолжать: это было бы уже похоже на совокупление с трупом. Я посмотрел на Мелюзину. Света свечи в ночнике было достаточно, чтобы заметить ее ровное дыхание. Я успокоился: наверно, она скоро придет в себя и повернется ко мне спиной, чтобы спать. И вдруг страшная мысль мелькнула у меня в голове: а что если поведение Мелюзины не вызвано снадобьем, а что если королева ошибалась, и Мелюзина действительно слабоумная?..