Наталья Потто - С любовью из Ташкента

Зная в какой день, он придет, она просила няню одеть ее самое любимое красивое темно-синее платье с белыми кружевами и заплести белые шелковые ленты. Няня считала это ребячеством, а та, расплакавшись шла к отцу, и он говорил няне, чтобы она сделала, как хочет его Лизонька.

В день, когда Лизе исполнилось четырнадцать, Андрей, где-то в чужих садах нарвал и принес целую охапку ее любимой сирени. Он всегда к ним в дом ходил через чужие сады, собирая маленькие презенты для Лизы и ее это страшно забавляло. Их дружба набирала уже романтический оборот.

Лиза была уверена, что это именно тот самый человек, с кем она хотела бы провести вместе всю свою жизнь.

Но однажды Андрей не пришел, и папа сообщил, что их семья переехала в другой город, на новое место службы его отца.

Все радужные фантазии в ее детской головке сразу стали серыми. Она тихо страдала и плакала по ночам в подушку. Но самым обидным для неё стало, и чего она не могла простить Андрею, то что он даже не попрощался. Эта обида нарастала с каждым днем заполняя её сердце.

Став по старше, Лиза основательно расцвела и её приходили несколько раз сватать, но она каждый раз отказывала, наверное, где-то в глубине души надеясь, что однажды вернется Андрей. И хотя Лизе уже исполнилось двадцать два, Алексей Иванович не настаивал. Как он мог заставить быть свою Лизоньку, пусть даже пять минут, но несчастной.

Лиза полностью отдалась учебе, чтобы стать, как папа, учителем. Но жизнь опять внесла свои коррективы, перечеркнув все намеченные планы.

Как-то утром Алексей Иванович, собираясь на службу, вдруг побледнел, одной рукой схватился за сердце, а другой пытался ухватиться за спинку стула, чтобы присесть на него.

Бо́льшего ужаса, Лиза никогда в жизни не испытывала, одна только мысль, что сейчас все может закончится и она останется совершенно одна в этом огромном мире, больно стучала в висках.

Она совершенно не знала, что делать, ведь такого никогда не было. Попросив отца обязательно потерпеть, она со всех ног побежала к его лучшему другу Григорию Петровичу, с которым они вечерами часто играли в шахматы, жившему по соседству, а по совместительству, что было очень удачно, он был врачом.

Лиза бежала и моля небеса, повторяла про себя: «Только бы он был дома, только бы он был дома». На счастье, Григорий Петрович оказался дома. Никогда еще, не была так рада видеть этого человека.

Даже не пытаясь отдышаться, Лиза с порога схватила соседа одной рукой за рукав пиджака, а другой стала нервно показывать в сторону своего дома.

– Да что случилось? – спросил Григорий Петрович.

– Папа, – только и смогла выдавить из себя Лиза.

Григорий Петрович бывший военный врач, был ровесником Алексею Ивановичу, но не легкие военные будни сказались на его внешнем виде.

Он был совершенно весь седой, его слегка подкрученные вверх усы и треугольная бородка придавали его образу своеобразную прелесть ,и так как сейчас он занимался частной практикой, то его добродушный вид располагал к себе не только взрослых , но и детей.

Григорий Петрович быстро по-военному, с отработанными до мелочей навыками, взял из своего кабинета саквояж, надел шляпу Хомбург, прихватил трость и быстрым шагом пошел за убегающей Лизой.

Лиза все время оборачивалась, соизмеряя скорость и расстояние между собой и доктором.

Худощавое телосложение, военная выправка и высокий рост доктора способствовали быстрому передвижению, но Лизе хотелось, чтобы он шел еще чуть быстрее.

Алексея Ивановича они застали в той же позе, только еще более бледным и с мучительной гримасой на лице.

– Воды, – скомандовал Григорий Петрович Лизе, а сам поставив саквояж на стол стал быстро в нём рыться.

Достав пузырек с каким-то лекарством, он взял из рук Лизы стакан с водой и считая про себя, накапал необходимое количество капель.

– Пей, – приказным тоном произнес он Алексею Ивановичу.

Алексей Иванович дрожащей рукой взял стакан, пытаясь всеми силами унять дрожь, выпил содержимое стакана, которое по выражению лица ему совершенно не понравилось.

– Пей, пей. Что-же это ты творишь Алексей Иванович, ребенка своего до лишения дара речи довел? – строго произнес Григорий Петрович.

Алексей Иванович посмотрел на полное ужаса лицо Лизы.

– Зато, конечно, можно во всем этом найти положительное. Ты посмотри, какие оказывается у Лизаветы Алексеевны, глаза стали огромные, – уже пытаясь шутить, произнес доктор.

– Не смеши Григорий Петрович, – с большим усилием улыбнувшись, сказал Алексей Иванович.

Лиза продолжала стоять молча, смотря то на отца, то на Григория Петровича.

– В больницу поедешь? – спросил доктор у Алексея Ивановича.

– Да как можно, какая там больница? Я сейчас встану…– попытался встать Алексей Иванович.

– Я тебе встану, – сказал Григорий Петрович, опустив руку на плечо Алексея Ивановича, принудив его сесть.

Лиза подбежала к отцу, испугавшись за него.

– Ты давай мне тут, не хорохорься, – пожурил Григорий Петрович, Алексея Ивановича.

– Как скажите, – ответил Алексей Иванович, все еще держась за сердце.

– Лизонька, в постель его и смотрите чтобы не вставал. Я вам оставлю лекарство, напишу, какое лекарство и сколько раз в день давать, а вечером зайду проведать, – сказал Георгий Петрович.

– Хорошо, а еще что-нибудь надо? – спросила Лиза.

–Только покой, сон хороший лекарь, – улыбнулся Георгий Петрович.

Уложив отца в постель и проводив Григория Петровича, Лиза поняла, что ничего не может быть дороже жизни и здоровья, дорого твоему сердцу человека.

С этой минуты она твердо знала, чему хочет посвятить себя – медицине. Поэтому Лиза записалась на курсы медсестер чтобы быть полезной и в нужный момент, по мере своих сил и знаний, помогать всем без исключения, кому потребуется ее помощь.

А что касательно педагогики, так у неё есть папа, который и без неё утолит тягу знаний к математике, всех желающих, и не очень этого страждущих.

Теперь, они ехали на встречу новой жизни, в далекий край неограниченных возможностей, присоединённого, каких-то сорок с небольшим лет назад, и вошедшего в состав Российский Империи.

Монотонный стук колес, и легкое потряхивание вагона, сделали свое дело, Лиза даже не заметила, как уснула.

Резкий толчок поезда разбудил Лизу.

– Я уснула? А, который час? – спросила она отца, пившего горячий чай.

– Четверть шестого, – ответил Алексей Иванович, достав из кармана жилетки серебряные часы, внутри которых на крышке была фотография его Оленьки.

– Ну вот дорогая, я снова еду в Ташкент, как и мечтал, жалко только одно, что тебя с нами нет, – тихо сказал Алексей Иванович, вздохнул и захлопнув крышку часов, положил их обратно в карман жилетки.